"УК" продолжает публиковать мнения экспертов относительно дискуссии  между А.В. Соколовым и В.К. Степановым, начавшейся с содержания библиотечного учебника по аналитико-синтетической переработке информации и дошедшей в итоге до понятий «библиотечного счастья» и «действенного гуманизма» (см. номера март, апрель, май 2013; скачать полный текст дискуссии можно здесь)

Гусева Евгения Николаевна, начальник управления системой фондов Российской государственной библиотеки

В последние два года вопрос о будущем библиотек неоднократно обсуждался на разных площадках. В какой-то мере эти обсуждения спровоцировала уже почти ставшая знаменитой интеллектуальная дуэль на Крымской конференции 2011 года между В.К. Степановым и Е.Ю. Гениевой (см. http://gpntb.ru/win/inter-events/crimea2011/video8.php). Принимая в ней и в последующих дискуссиях участие, я постоянно чувствовала некое отторжение слушателей, но не в неприятии позиции, что библиотеки должны измениться (эта мысль в той или иной форме высказывают многие лидеры библиотечного сообщества и — кстати — глубокоуважаемая Екатерина Юрьевна говорила и говорит о том же), а в том, что «давайте не будем о грустном, мы же такие умные, а все кругом враги и нас не понимают …». Становилось грустно, но убеждённость, что нужно продолжать это делать не покидала, а потому, получив предложение от редакции журнала «Университетская книга» высказать своё мнение по развернувшейся дискуссии, я углубилась в чтение. Честно скажу, периодически хотелось бросить … было стойкое ощущение, что коллеги друг друга не понимают. Потом, вчитавшись, поняла, что это не просто непонимание, а разговор не столько разных поколений, а разных концепций, жизненных подходов. Конечно, время рассудит этот спор, я же только выскажу некоторые соображения.

То, что на сегодняшний день в отраслях производства и передачи социально-значимой информации положение действительно серьёзное не секрет ни для кого, и сложное оно не только у библиотек: например, в том же мартовском номере УК, где опубликовано начало дискуссии, помещена статья А.Н. Воропаева «На дне: российское книгоиздание в 2012 г.» (http://www.unkniga.ru/bookrinok/knigniy-rinok/1129-na-dne.html) там еще более удручающая картина нарисована, однако, мы все в одной лодке и выбираем сейчас куда и как плыть.

Если говорить о моём мнении, то я поддерживаю подход и позицию В.К. Степанова. Совместными усилиями мы постоянно эту позицию озвучивали и обсуждали с коллегами пути выхода из создавшейся ситуации. При этом, В.К. больше интересуют концептуально-технологические аспекты происходящего, а меня — прагматически-менеджерские, организационные и стратегические. Собственно, на этом можно было и закончить … Однако, продолжу.

Во-первых, хочу выразить мою глубокую благодарность Аркадию Васильевичу Соколову, на работах которого я училась, за то, что он открыл мне истоки сегодняшнего отношения властей к библиотекам. Он пишет: «В советской стране библиотеки всех типов и видов были бойцами идеологического фронта, они были мобилизованы для выполнения идейно-воспитательных функций, и в этом заключались гарантии их существования. Находясь во враждебном окружении, советская власть содержала библиотеки, дворцы культуры, школы, как она содержала боеспособную армию и военно-промышленный комплекс» (УК. № 3 С. 52). Значит, ни для чего другого библиотеки не были нужны? Другие функции библиотек — о которых мы сейчас так часто упоминаем — государство и тогда не интересовали? Тогда вопрос — а каковы функции библиотек, если только идеологическая была востребована? Тогда понятно, что нам не может «простить» сегодняшнее общество ... Кроме того, благодаря тому периоду, и у властей, и у пользователей сформировался устойчивый образ библиотеки, а сегодняшнему, толерантному, многополярному, потребительскому обществу столько «оловянных солдатиков» идеологического фонта действительно не нужно.

Во-вторых, спасибо, за подсказку, где находится вторая проблема отношения общества и властей к библиотекам, и в ней целиком виноваты мы сами: «не случайно же у нас нет ни федеральных законов, ни целевых программ, ни политических концепций, ни стратегических планов, где звучала бы обеспокоенность судьбами книги, чтения, российской книжной культуры» (УК, № 3 С. 53). Некие планы есть, но — получается — что библиотечное сообщество до сих пор уповает на кого-то, кто даст план, программу, концепцию. «Вот приедет барин, барин нас рассудит …»? Профессиональный инфантилизм? Ругать власти всякий может, а вот предложить что-либо ... И тут третье спасибо Аркадию Васильевичу — понятно, чем надо заниматься и на уровне регионов, и на уровне всей сферы. Конечно, с первого раза ничего не выйдет, а с тридцать восьмого — очень может быть. Иначе, это сделают за нас, и мы, как обычно, будем обижаться и ругаться.

А вообще, читая этот спор, высочайшего накала и концептуальности, восхищаясь остроумием и начитанностью спорщиков, не могла отделаться от еще одного ощущения: это — спор физиков и лириков … Помните такой?

Вот, например, пассаж Вадима Константиновича (типичного «физика»): «И дело даже не столько в изменении инструментария, повлекшего серьёзные преобразования методов работы, как уже было указано выше. Дело в изменении функций библиографических подразделений» (УК. № 3. С. 54). Полностью солидарна с этим мнением, думаю, многие коллеги согласятся со мной, что уже изменились функции и библиографии, и библиографов, и будут меняться и дальше. В качестве довода приведу пример, касающийся непосредственно моей работы.

В одном из подразделений, которым я руковожу, долгие годы, сначала в машинописном виде, затем в формате документа выставляемого на сайт библиотеки, выпускался ежемесячный бюллетень (библиографический указатель), отражавший вышедшие по определённой тематике за месяц публикации. Никаких кумулятивных, ретроспективных библиографических указателей сделано за всё это время не было. Работали над подготовкой этого библиографического указателя пять библиографов. В какой-то момент выяснилось, что в течение года ни один выпуск выставлен на сайт не был. И никто из пользователей не спросил, почему нет новых выпусков (т.е., никто не заметил?), поэтому об эффективности деятельности этих работников я умолчу. Потом я в течение года оценивала спрашиваемость на сайте этого указателя (повторюсь, это классический библиографический указатель, в котором только библиографические описания, редко аннотации, полное отсутствие какого-то ни было поискового аппарата). Выяснилось, что на страничку сайта РГБ, где находятся все номера указателя за последние несколько лет, пользователи заходили в среднем 2 раза в неделю. А смотрели ли читатели сами указатели, насколько они были удовлетворены им, выяснить было невозможно. Сомнения в полезности этого БУ всё возрастали, и он был закрыт. В качестве альтернативы был оформлен месячный тестовый доступ к базе данных аналогичной тематики одной крупной компании. В этой БД собирались данные и тексты статей и заметок нескольких десятков газет и журналов (для сравнения: в традиционном БУ расписывались 6 газет и 15 журналов). Так вот, за месяц только выгрузок полных текстов было зафиксировано 588. Полных текстов, не библиографических описаний! Стоимость годовой подписки на эту базу данных составляет около 100 тысяч рублей, месячная зарплата сотрудников этого подразделения превышает эти же 100 тысяч. Вот дилемма руководителя: по хорошему, я должна или сократить их (за неэффективность), или придумать им другую работу … Как вы понимаете, в этой ситуации мне не до «лирики».

Это не означает, что библиографическая деятельность не нужна, это означает, что она подверглась серьезнейшим изменениям, и пользователи ждут от неё другого, не того, к чему мы — сотрудники библиотек и выпускники вузов культуры — привыкли.

Это происходит потому, что многие профессии стали просто не нужны, или их ареал деятельности значительно сократился. Нравится нам это или не нравится, но это так. Мы можем принимать или не принимать новшества, но они уже есть: мудрейший и оригинальнейший Эдуард Рубенович Сукиасян, выступая в полемике на дискуссионной площадке конференции EVA 2012 «Библиотечные ценности в цифровой среде», сказал «Я не люблю электронный каталог …». Люби, не люби, но он есть, он оправдал свое создание и существование, и дал нашим пользователям множество дополнительных возможностей.

А то, что у любого ЭК полно недостатков … а у кого их нет? Но — а вот это самое «грустное» — тебе, кто работают с ЭК, обязаны обладать специальными знаниями, навыками, умениями (компетенциями), и для обслуживания этой деятельности их, скорей всего, много и не надо. Точно также, как на сегодняшний день не надо много извозчиков-конюхов, доярок, трубочистов, ткачих и много кого еще. А кто нужен? Работающие с информацией, проверяющие и оценивающие качество информационных продуктов и услуг, поддерживающие коммуникацию …

Кто виноват? Тот самый прогресс. Но не стоит обвинять злокозненные транснациональные корпорации в технологической гонке (УК. № 3, С. 55) … Мы все живем в этом мире и никому уже не приходит в голову менять варочную панель плиты, микроволновку и холодильник на очаг, питаемый дровами, и погреб, набитый с зимы припасённым снегом … Рассуждать о том, смогут ли библиотеки выдержать технологическую гонку смысла нет: во-первых, они уже в этой гонке, во-вторых, никто не требует от них быть лидерами, но соответствовать средним требованиям они обязаны, иначе станут таким же артефактом бытовой культуры как ухват для вынимания горшков из русской печи. Замечу, что можно сколько угодно рассуждать об экологичности, живом вкусе и полезности для здоровья каши, сваренной в чугунке, но спросите любую деревенскую жительницу, готова ли она вернуться к этим истокам? Точно также ведет себя рядовой пользователь библиотеки … И — кстати — спросите любого библиографа, каталогизатора, готов ли он писать перовой ручкой бесконечные каталожные карточки и расставлять их в бесконечных ящиках? Да, ещё и без электричества … Ответ предсказуем. Прогресс — мы можем ругать его сколько угодно — не остановим. И либо некое общественное явление (в нашем случае, библиотеки) соответствует изменениям, технически, концептуально и кадрово, либо выпадает на обочину истории и становится некой музейной архаикой … Вот в этом я вижу основу озабоченности В. Степанова и разделяю её.

Меня непрятно поразило то, что А.В. отказывает библиотекам в будущем, цитирую: «Однако не уверен, что российские библиотеки в состоянии выдержать три приступа «технологической лихорадки» с периодичностью в три года. Боюсь, что кризис российских библиотек завершится незапланированным летальным исходом» (УК, № 3 С. 55). А В.К. наоборот говорит о том, что у библиотек есть будущее, но при существенном изменении форм работы и целей этой работы.

Мир, весь, целиком,переживает революционные изменения … и, если мы хотим жить дальше, должны им соответствовать. Как? Например, готовить соответствующих профессионалов. Именно это соображение спровоцировало подготовку учебника, в базовых основаниях которого уважаемые спорщики столь принципиально разошлись …

Являясь действующим преподавателем, я не понаслышке знаю и проблемы нашего сегодняшнего библиотечного образования, и «качество» студентов, попадающих на наши библиотечные факультеты, и то, с какими трудами набираются эти студенты … То, что в образовательной сфере кризис не является секретом ни для кого. И, во многом, он тоже обусловлен концептуальными и технологическими изменениями в обществе. И ждать выхода учебника по несколько лет ни один преподаватель или студент себе позволить уже не может, актуализация предметов происходит постоянно именно потому, что мы готовим специалистов, которые будут обслуживать самую быстроизменяющуюуся отрасль в обществе — отрасль подготовки, распространения и сохранения информации. Но тогда встаёт вопрос, как их готовить — специалистов этих? Сегодня наши бибфакультеты производят удручающее впечатление, особенно дневные отделения …

Скажу честно, когда я читала ту часть, где обсуждалось как надо готовить студентов и сколько теории должно быть в учебниках для них, не могла отделаться от мысли, что читаю людей говорящих о разном, да ещё и на разных языках … Наверно, это (заодно) отражает взаимоотношения в нашей сфере библиотековедедов-теоретиков и библиотекарей-практиков. Об их взаимном недопонимании можно уже складывать легенды. А причина, на мой взгляд, в излишнем теоретизировании, и позиция А.В ещё больше укрепила меня в этом мнении. Нет, никто не против теории, философских концепций и прочих концептуальных и методологических основаниях любой продуктивной деятельности … Но вопрос: зачем библиотековедение библиотечной практике? Давай оставим кесарю кесарево, а библиотекарю, изучающему предмет АСПИ, библиотекарево.

Общение библиотечных теоретиков и практиков давно уже напоминает сцену из комедии Бомарше «Мещанин во дворянстве», когда г-н Журден пригласил учителя, чтобы тот помог написать ему письмо маркизе … А учёный муж вместо этого начал объяснять ему что он говорит прозой … Это, конечно, интересная информация для мещанина, но … его цель — написать письмо — не была достигнута. И, собственно говоря, Журдену всё равно, чем он говорит — прозой или шестистопным хореем; он не получил желаемого результата. Точно так же часто происходит и в библиотечной сфере.

Точно также и с учебниками: студенту надо давать актуальную информацию особенно по специальным предметам (вроде АСПИ, библиотечного маркетинга, библиотечного обслуживания, работы с АБИС и др.), а теоретическая подготовка должна быть параллельна или предварительна — философия, науковедение, системный анализ, кибернетика, язык и т.д. И это должен быть базовый минимум. И заметьте — это всё, предметы отнюдь не библиотечного цикла. И не надо библиотековедам «тянуть одеяло на себя». Если человек захочет, он дальше будет изучать философские основания своей деятельности, и библиотеки тут ему в помощь. Правда, тогда встаёт вопрос, а когда давать этот самый минимум? Рискую показаться излишне радикальной, но считаю, что в любом случае библиотечное специализированное образование должно быть магистерским, вторым, дополнительным, каким угодно, но не базовым, потому что объяснять первокурсникам дневного отделения, что такое типология библиотек, когда они ни методологию, ни философию науки, ни теорию классификации не знают и просто не доросли до этого понимания, более чем странно … Но все эти рассуждения влекут за собой разговор о пересмотре всей подготовки специалистов для библиотек.

По моему мнению, специальные учебники должны быть минимально нагружены теорией (кроме того, чего греха таить, все наши концептуальные наработки взяты из других наук), очень быстро перерабатываться и давать последнее знание по своей теме. Именно это «невысказанное» требование к учебникам спровоцировало ситуацию, когда у нас почти нет базовых учебников по многим предметам, остались только старые, и уже во многих случаях не соответствующие действительности.

И тут меня, как и В.К., можно тоже упрекнуть в «попперианстве». Восприму это как комплимент. Ничего плохого в этом «попперианстве» нет. Как известно в социально-гуманитарных науках сложно сходу определить истинность утверждения. А наша библиотечная наука относится к наукам так называемой «слабой версии» (опять-таки, ничего плохого в этом нет, таких наук много). Библиотековедение — наука, обслуживающая конкретную практическую деятельность, должна работать на эту деятельность и не заниматься излишним драматическим философствованием.

И позволю себе еще раз не согласится с А.В.: обвиненный в приверженности позиции Карла Поппера В.К придерживается вполне большевистской позиции: «Практика — критерий истины», а Поппер считал, что «истинность есть соответствие фактам (или действительности)» (Поппер К. Объективное знание. Эволюционный подход. М.: Эдиториал УРСС, 2002. С. 51). Чтобы понять, в чём разница, рекомендую рассмотреть с точки зрения истинности фразу «Солнце встаёт на востоке». Так что, в этом смысле, В.К. никакой не попперианец, а представитель советской научной школы и приверженец эмпирического подтверждения всех теорий, что, в общем и целом, хорошо, потому что, возвращаясь к основной идее гуманизма, продвигаемой А.В. и абсолютно не отрицая её, мы — прагматики и находящиеся в «тенетах» библиотечной практики — задаём вопрос: а что такое гуманизм, и как его кому продвигать?

Вот тут бы и услышать ответы многуважаемых теоретиков … Как известно, библиотекарь, сидящий среди стеллажей, не обязательно самый умный и культурный (какие у нас сотрудники в библиотеках бывают не надо никому объяснять), читатель, прочитавший пяток книг, не станет самым начитанным и добрым (а кроме того, образованные подлецы, садисты и преступники тоже известны), да и гуманность запрета эвтаназии, не оставляющего шанса людям, мучающимся от невыносимых болей, тоже можно оспорить …

Поэтому, гуманность можно сделать «лозунгом» и целью работы библиотек, но хотелось бы получить более точные ответы на все высказанные В.К. вопросы. И примерную схему действий. Потому что под благие слова никто бюджета не даст. И это абсолютно правильно. Под сказки денег не дают. Их дают под конкретные проекты. Пока же мы имеем только разглагольствования о нашей высокой культурной миссии, но даже сформулировать её не в состоянии. Или не хотим?

И тут поделюсь своим горестным соображением, которое меня не покидало во время прочтения всех трёх частей. Конечно, исходя из классификации Аркадия Васильевича и Степанов, и Гусева принадлежат к категории (малопочтенной) «интеллектуалов» с малой этической составляющей и другими грехами … Не буду оправдываться — любая группировка вещь лукавая, замечу только, что и библиотечные интеллигенты, и интеллектуалы работают и не покидают нашу сферу, несмотря на не самые большие зарплаты и малую престижность профессии. Как же насчёт духа стяжательства? Но, читая все три части, меня не покидала мысль (впрочем, она меня и раньше посещала) о предельной мифологизации нашего профессионального сознания. Нас послушать — сердце информационного мира, средоточие культуры, последние святые и пр. А мир о том, где его сердце знает? А почему стеллажи книг тождественны мировой гармонии, а святые в зарплате не нуждаются (они ж святые; может быть им по этому соображению зарплату не увеличивают?) мы думать не хотим. Возможно, такая мифологизация — это попытка закрыть некий «комплекс неполноценности»? Не знаю … Приведение в качестве аргумента фразы поэта о тихих женщинах — просто убийственный аргумент! Хочется спросить, а когда последний раз поэт и его процитировавший в этих читальных залах были? И видели ли они женщин, таскающих кипы книг, бесконечно отвечающих на запросы, заполняющих базы данных, пишущих проекты, готовящих выставки и инсталляции, проводящих мероприятия, пишущих нужные и умные бумаги для руководства? Такой образ — тихая скромница — это тоже миф, и он очень нам мешает. И он уже становится смешон. Мы не ангелы, а нормальные профессионалы. А пока нет такого понимания, то мы будем иметь то отношение к профессии, которое имеем.

Буквально вчера одна коллега развела целую дискуссию в Фейсбуке на тему, почему в ОКВЭДе услуги библиотек слиты в одну кучу (раздел) с другими социальными и культурными услугами (ТВ, политические партии, СМИ и, даже, сточные воды), а не имеют отдельного раздела, как например медицинские … В этом она увидела ни много, ни мало, «заговор» государства против культуры. Все попытки объяснить, что Общероссийский классификатор видов экономической деятельности нужен для отражения экономической деятельности учреждений и ни для чего другого, и что вряд ли сотрудники кинематографа переживают из-за этого, её не убедили. Что это, как не гипертрофированно-обиженное профессиональное сознание? Все кругом виноваты. По моему, мы ищем чёрную кошку в тёмной комнате … Опасность продолжения такой позиции более чем очевидна. Лучше бы нам сосредоточится на другом и других опасностях.

А об опасностях информации, и о том, что должен делать сотрудник библиотеки гениально сказал ещё в 1935 году на Всемирном конгрессе библиотекарей Ортега-и-Гассет: «В настоящее время читают слишком много: удобная возможность получить без особого, точнее, почти без всякого труда со своей стороны бесчисленные мысли, содержащиеся в книгах или газетах, приучает человека, даже уже почти приучила среднего человека не мыслить самостоятельно, не продумывать вновь то, что он читает, а это как раз и есть единственный способ действительно усвоить прочитанное. Таково самое вредное, самое отрицательное качество книги. Я представляю себе будущего библиотекаря в виде фильтра, который должен стать между бурным потоком книг и человеком». (Ортега-и-Гассет Х. Миссия библиотекаря // Человек читающий. М., 1990, С. 307 – 325).

И совсем напоследок, о счастье: в недавнем романе одного живого классика, его герои рассуждают так: «Все классики-гуманисты утверждали, что природа человека заключена в постоянном поиске счастья. — Но есть закон Гаутамы, — сказал Дракула, — открытый двадцать пять веков назад. Когда никаких классиков-гуманистов ещё в проекте не было. Он гласит: «любое движение ума, занятого поиском счастья, является страданием или становится его причиной» (Пелевин В. Бэтман Аполло. М.: Эксмо, 2013.).

Может быть, стоит начать работать, предельно трезво глядя вперед? Я считаю, что наше профессиональное сообщество и наша отрасль уже прошли некую точку невозврата, назад пути нет, плач об уходящей натуре бесперспективен. Не во всем соглашаясь с предельным технокрацизмом В.К. Степанова (хотя ему в определении технологических перспектив можно и нужно доверять), я поддерживаю его в поиске путей развития и объяснения того, что если мы не будем соответствовать требованиям общества и готовить сотрудников, готовых работать на опережение, общество найдет тех, кто будет «заведовать» его культурной и информационной составляющей. Так что, мы будем продолжать работать, а споры отцов и детей — они будут всегда ….

Но хочется верить, что учебник всё-таки будет написан. Он очень нужен.