Алексей Петрович АРЦЫБУШЕВ – уникальный человек: художник, скульптор, график, автор нескольких удивительных книг. Внук министра юстиции и министра внутренних дел Российской Империи Александра Алексеевича Хвостова и нотариуса Его Величества Петра Михайловича Арцыбушева, сын тайной монахини, свидетель расцвета, уничтожения и нового возрождения Серафимо-Дивеевского монастыря, А.П. Арцыбушев рос в православной семье и пронёс веру сквозь годы лишений, сталинских ссылок и лагерей. В книге «Милосердия двери» автор ярко описывает свою жизнь от рождения в 1919 г. до реабилитации в 1956 г. после лагеря и ссылки.

— Алексей Петрович, о чём Ваша книга, почему она носит такое название?

— Меня очень часто спрашивают, как мне удалось дожить до 95 лет. Честно говоря, не знаю, потому что я много раз оказывался рядом со смертью. Она подходила ко мне вплотную, но находились милосердные руки: случайно или не случайно мне попадались люди, которые спасали меня в тяжёлые моменты жизни. Поэтому, когда я думал, как назвать книгу, то назвал её «Милосердия двери». Это начальные слова молитвы к Божьей Матери – в своих молитвах ты можешь призывать милосердие Божье на себя.

— Глядя на Вас, убеждаешься, что Вы действительно сохраняете стойкость духа. Вы активны, жизнерадостны. Расскажите, как Вам удалось пережить все невзгоды? Насколько известно, Вы оказались в лагере из-за доноса близкого человека. Можно ли простить такое?

— Простить необходимо. Если вы читаете Евангелие, то знаете, что Спаситель говорит: «Если ты не прощаешь, то и тебе не будут прощать». Поэтому, если человек верит в загробную жизнь и в два мира – мир сатаны и мир добра и милосердия Божьего, и если он хочет попасть в Божий мир, то должен прощать. Он должен молиться за тех, кто его обидел, за тех, кто сделал ему зло, – это дело милосердного сердца, которое живёт такими постулатами.

Много зависит от воспитания. Я родился в Дивееве, у стен Дивеевского монастыря. Воспитывали нас дома, в школу не отдавали. У нас была учительница, которая также преподавала нам и Евангелие, и Закон Божий, и всё, что нужно для духовного образования. Это необходимо для того, чтобы душа отдавала добро, а не зло, потому что человек верующий отойдёт от зла, он не будет мстить. Мать всегда нам читала вечерние и утренние молитвы, поэтому я знаю их наизусть. Если с детства мы не приучаем детей к вере, мы не научим их любить. И в этом воспитании не было никакого принуждения: мама никого не била, не кричала. Если кто-то набедокурил, она просила сесть на стул и обдумать своё поведение.

— А как свою дочь Вы воспитывали?

— Я должен признать, что никак, потому что отсидел шесть лет в лагере в сталинское время, а потом, когда кончился мой срок, оказалось, что я приговорён к вечной ссылке в Заполярье. И, если в лагере были крыша, корм и одежда, то в ссылке – ни первого, ни второго, ни третьего не было, и я начал с того, что строил дом, строил один в тридцатиградусный мороз.

— Часто ли Вам удаётся бывать в Дивееве, и узнаёте ли Вы в нынешнем Дивееве то место, где когда-то родились?

— К сожалению, нет. Нужно сказать, что в девяностых годах XX в. для верующих открыли Троицкий собор при монастыре. Моя мама была знакома со служительницей монастыря Соней Булгаковой, в дальнейшем монахиней Серафимой. И вдруг я получаю от неё письмо, где она пишет, что я как художник обязан возглавить реставрацию иконостаса. Когда я прочитал это письмо, то понял, что в Дивеево меня зовёт мама, через Соню. Я поехал в Дивеево и пять лет там пробыл.

Я бывал за границей, и знаю, как русские эмигранты любят Россию и особенно чтут её духовные ценности. Моя сестра в Париже открыла счёт в банке на реставрацию дивеевского иконостаса, а я в газете «Русская мысль» написал большую статью о том, что такое Дивеево. К тому времени были выставлены мощи преподобного Серафима и передняя часть иконостаса. У нас были только фотографии, по которым мы сделали копию прежнего иконостаса.

Меня пригласили в Париж, я приехал и взял с собой доклады, кинофильм и фотографии иконостаса. Во Франции я провёл десять выступлений по храмам, и католическим, и русским, ходил с тарелкой, собирал деньги…

Однако те, кто пришёл в Дивеево после его второго открытия, не жили духом старого Дивеева, в котором я родился. Им нужен духовный театр, а мне это чуждо, я видел его другим и воспитан в нём совершенно по-иному, меня туда сейчас не тянет.

Сейчас на церковь мода: позолота, ковры…, но это даже неплохо – народ пошёл в церковь, чтобы на это всё посмотреть, а, попав туда, уже не уходит, потому что там совершенно другие мерила жизни. Хорошо это или нет? Я думаю, чтобы отойти от «внешней» веры, и прийти к «внутренней», нужно время.

— Каково Ваше отношение к декларации митрополита Сергия?

— Самое отрицательное. При нём были взорваны Храм Христа Спасителя, сотни церквей в Москве, 30 церквей в Муроме. Он защищал только себя – для того, чтобы остаться в живых. Об этом я везде говорю и пишу, со мной многие согласны. Он не имел права выступать от имени церкви при живом местоблюстителе, потому что тогда патриарх Тихон назначил трёх заместителей: Кирилла, Агафангела и Петра.

Кирилл и Агафангел моментально исчезли, а Пётр руководил московской патриархией. Потом и Петра сослали в Дивеево, а церковь фактически осталась без главы. Вот тогда и появился Сергий, потому что в это время советская власть искала человека, который мог бы «шаркать ногами» перед атеистической властью. Поэтому большая часть духовенства отошла в церковь, которая называлась «непоминающей». Они продолжали чтить Петра и не принимали Сергия. В моих книгах эта церковь называется потаённой, к ней была очень близка моя мать.

— В книге «Святые среди нас» Вы говорите, что готовится издание «Сборник афоризмов и мыслей». Какие из Ваших книг на тему возрождения духовности Вы можете порекомендовать?

— Это зависит от издательства «Никея», я им передал права на издание. Кстати, в этом издательстве я выпустил сборник об отце Владимире Смирнове. Это потрясающая личность, он был моим духовным отцом. Отец Владимир бесплатно проработал в храме алтарником 38 лет. Среди его духовных детей были пять священников, я их всех нашёл и расспросил. Но главная повесть о нём, Владимире Смирнове, – моя, и я назвал эту часть книги, посвящённую протоиерею Владимиру, «18 лет рядом».

В «Никее» изданы две повести «Матушка Серафима Булгакова» и «60 лет в изгнании». И есть третья повесть – «Дивеево сыро в памяти сердца», я напечатал эту книжку за свой счёт и послал её патриарху Алексию. Впоследствии я получил от патриарха письмо со словами благодарности.

Опубликовано в номере июль-август 2014