Последнее время сфере образования уделяется повышенное внимание на всех уровнях принятия решений, и связано это, прежде всего, с необходимостью перехода страны на инновационные рельсы. Одна из важнейших законодательных инициатив - Федеральный закон "ОБ образовании в Российской Федерации", работа над проектом которого наконец-то завершилась, Правительство РФ внесло его в Государственную Думу. О том, что готовит новое законодательство участникам рынка образования, каковы перспективы развития отечественной высшей школы, каковы приоритеты в финансировании учебных процессов и о многом другом мы беседуем с руководителес Комитета по образованию Государственной Думы Российской Федерации Александром ДЕГТЯРЕВЫМ.

 — Александр Николаевич, последнее время не утихают споры вокруг проекта Федерального закона «Об образовании в РФ», что вполне объяснимо: закон касается всех участников образовательного пространства, и хотелось бы, чтобы он учитывал позиции всех сторон. Президент РФ В.В. Путин в своём Указе № 599 дал распоряжение направить законопроект летом 2012 г. в Государственную Думу и к концу года обсудить. На каком этапе сейчас находится рассмотрение закона и насколько велики шансы его принятия в указанные сроки?

— Надо сказать, что практическая работа над проектом закона «Об образовании в Российской Федерации» началась более двух лет назад, хотя само поручение Правительства было дано ещё в 2005 г. Так долго шёл процесс подготовки. Но это не просто законопроект, а исторический документ, потому что в итоге мы должны принять закон, который будет определять судьбу системы образования в России, как минимум, на четверть века. И затронет этот документ, по сути дела, всё наше общество. Известно, что около 40 млн человек ежедневно идут в школу: среднюю, высшую; учащиеся, педагоги... Примерно столько же людей обсуждают и решают проблемы образования дома. Таким образом, историческая миссия, которая лежит сегодня на нас, безусловно, очень велика, и отсюда ответственность – колоссальная.

Весь предшествующий период работы над проектом закона носил открытый характер. Прошёл целый ряд общественных слушаний в разных средах, статьи этого проекта обсуждались практически во всех учебных заведениях, во всех субъектах федерации. Документ внесён в Государственную Думу, и самое главное начинается сейчас, это работа по регламенту, который утверждён высшим законодательным органом страны. Мы намерены сохранить публичный характер работы над этим документом и даже развить его. Мы проведём парламентские слушания по поводу законопроекта, привлечём всех специалис­тов, которые работают при Комитете по образованию, а их более 250 в 18 экспертных советах, создадим специальные рабочие группы, которые будут делать экспертные заключения по принципиальным направлениям законопроекта: высшая школа, общеобразовательная школа, педагоги, обучающиеся, механизмы контроля, общественные институты и т.д. Таким образом, мы ещё раз хотим привлечь к этой работе наиболее ответственную часть нашего общества.

Вы знаете, и сам закон достаточно большой, а замечаний и предложений к нему уже сейчас как минимум в пять раз больше, чем сам текст закона. Известно, что существует ещё и альтернативный вариант закона – это проект закона «О народном образовании», который уже поступил в Государственную Думу от фракции КПРФ. Думаю, что оппоненты правительственного закона обязательно внесут свои поправки, их будет много. Работа предстоит большая, но, по оптимистичному прогнозу, до весны 2013 г. закон должен быть принят. Нужно выдержать все регламентные нормы, и главное, обеспечить, чтобы все нормы, предлагаемые в законопроекте, а также все предложения экспертов дошли до тех людей, которые должны высказать свою позицию по этому поводу. Только после этого он будет обсуждаться в Госдуме для принятия его в первом, втором и третьем чтениях.

— Расскажите, пожалуйста, о проекте мониторинга деятельности образовательных учреждений в плане оценки качества, реорганизации неэффективных образовательных учреждений.

— Откровенно говоря, проект мониторинга не относится к компетенции Комитета по образованию. Но следует заметить, что в сознании общества нужно чётко обозначить круг компетенций, которыми обладают все участники образовательного процесса. А участников – три: государство, общество и личность. Государство выступает в этой сфере, во-­первых, в лице законодателя и тем самым реализует своё законное право формировать институциональное поле, в пределах которого осуществляют полномочия все участники этого процесса, т.е. нормы закона, которые определяют правила игры. Вторая ипостась государства – это Мин­обрнауки России, а также соответствующие министерства субъектов федерации, которым делегированы полномочия по управлению системой образования в соответствии с нормами закона. Общество – второй участник этого процесса – осуществляет свою деятельность через институты гражданского общества, которые есть и которые ещё должны появиться, поэтому новое образовательное законодательство движет нас к тому, чтобы участие общества было более эффективным, более масштабным, более ответственным. Поэтому одна из норм будущего закона предполагает, в частности, расширение полномочий институтов гражданского общества по обеспечению контроля деятельности образовательных организаций, а также участию в процессах аккредитации и лицензирования образовательных учреждений. Мы считаем, что сегодня работодатель недостаточно активно участвует в процессах образовательной деятельности, и здесь нужно коренным образом менять ситуацию.

Третий участник – личность, человек, гражданин, ребёнок. Как он участвует в реализации своего образования, насколько ответственно, понимает ли он свою гражданскую миссию – осваивать знания, умения, навыки, для того чтобы быть полноценным и эффективным членом общества, или нет? Задача системы образования – внедрить в его сознание ответственность за его личную особую миссию в этом процессе. Тогда мы получим гражданина с хорошими знаниями, который будет делать нашу экономику реально эффективной и инновационной. Я сознательно представил такую обобщённую картину, чтобы понимать, что каждый должен заниматься своим делом. Мониторингом будет заниматься Минис­терство образования и науки. Критерии этого мониторинга будут согласовываться с экспертным сообществом, где будут и наши представители, с тем чтобы этот процесс был более объективным и ответственным. Ведь за мониторингом последуют и определённые шаги: рейтингование, оптимизация структуры учебных заведений.

Сейчас под термином «оптимизация» все подразумевают сокращение количества. На самом деле это процесс более сложный, и таковым он был всегда: создавались филиалы различных вузов по регионам страны и все воспринимали это нормально. Появлялись негосударственные вузы, рыночные отношения при­шли в образовательную среду, это было оправданно. Появилось много экономических вузов, и это тоже было оправданно: молодая экономика России требовала знаний в области рыночной экономики. Юридические знания в новой политической и общественной среде тоже были необходимы. Кстати, я по-­прежнему считаю, что мы – малограмотный народ, а экономические и юридические знания нужны каждому, может быть, не как первое, но, как минимум, как второе образование – для того, чтобы уметь эффективно заниматься домашним хозяйством, производством, быть компетентным в каких-то общественных процессах и т.д. Но сегодня мы видим, что инновационных показателей развития экономики невозможно достичь, если у нас не будет мощного инженерного корпуса. Поэтому приоритет этого направления совершенно оправдан. Плохо, что мы за 1990­е годы утратили «драйв» в этой сфере, сейчас мы его реанимируем.

— Но авторитет таких вузов, как МГТУ им. Баумана, МАДИ, МАИ довольно высок.

— Да, и таким он был всегда. Проблема сегодня заключается в том, что одарённые, талантливые молодые люди, которые видят себя в инженерном корпусе страны, без нашей подсказки идут туда, но перекос в сознании родителей относительно будущего их чад ведёт их на скамью экономистов и юристов. Я сам – доктор экономических наук, и, по сути, мне свой цех надо бы защищать, но если по­-государственному подходить к этому, то перекос здесь очевиден, это неправильно. Экономическое образование может получить любой инженер как дополнительное к базовому. Но если человек способен осваивать точные естественные науки, он должен идти в инженерный вуз.

— Но согласитесь, у нас сложная ситуация с трудоустройством по таким специальностям, мало действующих предприятий, идут, в основном, в зарубежные фирмы.

— Структура экономики нашего государства после 1990­х годов существенно изменилась по сравнению с советским периодом. Это, безусловно, накладывает отпечаток на востребованность тех же инженерных кадров. Но это перманентный процесс – структура экономики меняется и дальше. Дело в том, что новый технологический уклад, который приходит в мировую экономику, требует меньшего количества кадров, работающих в добывающих, перерабатывающих отраслях экономики. И все эти неэффективные стадии производства выносятся из цивилизованных центров в третьи страны, где рабочая сила дёшева. Этот процесс будет углубляться и в дальнейшем, разделение труда будет продолжаться. Россия не является исключением, у нас этот процесс тоже будет происходить. Не случайно производства выносятся за пределы крупных городов, а то и вообще за пределы региона – туда, где больше низкоквалифицированной рабочей силы. Инновационная экономика потребует кадров высшей квалификации, обладающих новыми знаниями. В этом направлении, конечно, ещё нужно работать.

— Как Вы относитесь к инициативе нового министра образования и науки о сокращении бюджетных мест?

— Сегодняшняя демографическая ситуация в стране, безусловно, к этому и движет, независимо от того, сказал об этом министр или нет. У нас за последние 10–12 лет количество выпускников сократилось вдвое: с 1,5 млн до 750–780 тыс., таким образом, этот вопрос сам собой регулируется. Через десяток лет поколение «бэби-­бума», которое придёт в профессиональную школу, вновь изменит ситуацию. То, о чём говорит Д. Ливанов, носит его оценку экономической ситуации в системе образования, т.е. направление больших средств на подготовку специалистов должно привести к повышению качества подготовки. С экономической точки зрения этот механизм можно оценить как эффективный. Если же говорить о социальном эффекте, этот шаг, конечно, не будет популярным среди населения. Однако, если создать систему всеобщего уважения, а самое главное, обеспечить достойную работу инженерам, то и социальный эффект также будет дос­таточно позитивным. По сути дела, это сокращение будет проходить за счёт гуманитарных специальностей. Сегодня вы не найдёте ни одного негосударственного вуза, который бы готовил инженерные кадры. Все они готовят только кадры экономико-­юридического профиля, где фондоёмкость образовательного процесса в десятки раз ниже, чем в инженерных вузах. Есть на этот счёт расхожая шутка: «рот закрыл – рабочее место убрано». Компьютер, книга – вот и вся обеспеченность учебного процесса. Инженерам нужны станки, оборудование, лаборатории. У нас немало очень достойных, авторитетных и эффективных экономических университетов, с помощью которых мы, уверен, сможем обеспечить системную работу по подготовке экономических кадров страны.

— Как Вы прокомментируете инициативу Председателя Правительства объединять вузы в образовательные центры?

— Весь вопрос в форме этой интеграции. Образовательные центры как таковые не подпадают под норму закона – ни действующего, ни предлагаемого. Существуют самые разнообразные формы ассоциаций учебных заведений в высшей, средней профессиональной школе. Это, собственно, ассоциации вузов, консорциумы, сетевое взаимодействие на основе договоров и т.д. Все эти форматы отличаются разной степенью участия в консолидированном бюджете. И есть такие форматы, где два, четыре, пять университетов на одной территории или одного профиля на всей территории страны взаимодействуют очень эффективно. У них совместная интеллектуальная база: электронные библиотеки, профессорско-­преподавательский коллектив, интеллектуальный продукт, которым они обмениваются, участвуют в совместных грантах, академические обмены. Им ничего не мешает работать в этой связке и в сегодняшних условиях.

Другая форма ассоциаций – это консорциумы вузов. Вот, например, университеты сервисного профиля объединились несколько лет назад в консорциум. Таких вузов около десяти. Руководство консорциума находится в Санкт-­Петербурге, а университеты – на Дальнем Востоке, в Башкирии, в Тольятти, Екатеринбурге, Москве и т.д. Им ничего не мешает координировать свою работу по программе подготовки кадров, при этом у каждого свой бюджет.

Что касается образовательных центров: если предполагается их интеграция по образцу федеральных университетов, это уже новый уровень объединения. Тогда почему бы не создать не 8 федеральных университетов, а 28, 38, 48? Если речь идёт именно о создании федеральных университетов, то эта идея имеет перспективу, потому что статус федерального университета позволяет кратно увеличить финансирование из бюджета страны под определённые задачи, которые перед ним ставятся. Это существенно изменит положение дел в высшей школе.

— Какая судьба ожидает негосударственные вузы в свете нового законодательства, министерских инициатив и тотального недобора студентов?

— Начнём с последнего. Тотальный недобор студентов, исходя из демографической ситуации и невысокой платёжеспособности населения, в среднем по стране приводит к снижению уровня доходов негосударственных вузов. Плюс к этому, если уж мы направляем им на конкурсной основе госзаказ на подготовку кадров за счёт бюджета, то необходимо выровнять и планку требований, и спрашивать с них так же, как и с государственных учреждений. Кроме того, нужно выровнять стоимость образования в этих вузах по одним и тем же специальностям и уровням подготовки. Например, обучение бакалавра экономики в ряде негосударственных вузов за счёт демпинга стоит в три раза меньше, чем в государственном, у которого цена определена министерством в соответствии с нормами финансирования по определённой группе специальностей, для того чтобы обеспечить реализацию федерального образовательного стандарта. Я считаю, что выравнивание цен за подготовку кадров приведёт к повышению качества подготовки специалистов в негосударственных вузах и к сокращению их количества, или перепрофилированию. Главное, чего мы добиваемся – повышения качества подготовки специалистов для нашей экономики. А сильная экономика будет стимулировать и развитие сети образовательных учреждений.

— Таким образом, Вы согласны, что сегодня количество людей с высшим образованием, не всегда качественным, несколько дискредитирует идею высшего образования?

— Можно и так сказать, потому что в любой сфере однобокий специалист в силу своей непрофессиональности не может улучшить экономическую ситуацию. Зачем такой специалист нужен? Его диплом ровно ничего не стоит.

— А какие меры направлены на повышение эффективности ЕГЭ профильным комитетом Госдумы в соответствии с распоряжением Президента?

— Во­первых, это закрепление, расширение и углуб­ление форм общественного участия и общественного контроля за проведением ЕГЭ. Надо сказать, что эти меры, как показывает практика, становятся более эффективными. Например, в этом году в сотни раз уменьшилось количество нарушений в организации ЕГЭ. В этом направлении мы ещё будем работать. Второе: мы, не вмешиваясь в процедуру формирования контрольно-­измерительных материалов, намерены в законе «Об образовании в РФ» прописать непременное участие в аттестации этих материалов профессионального сообщества, т.е. ведущих учёных, специалистов в области общего образования, науки, социальной сферы. Думаю, что в результате нескольких итераций мы получим очень хорошие контрольно-­измерительные материалы. Рано или поздно инструменты электронных технологий тоже придут в ЕГЭ. Важно, чтобы они были защищёнными и давали объективную картину. И необходимо это вот почему: российские расстояния делают иногда уязвимым механизм обеспечения секретности по этим материалам. Использование электронных технологий позволит распространять их практически одномоментно, сократит в сотни раз опасность утечки информации и коррупционных составляющих этого процесса.

— Недавно Совет Федерации признал дистанционное образование в качестве основного. А какие ещё инициативы, касающиеся электронного образования, e-­learning, мультимедийных форматов образовательных ресурсов, Интернет-­технологий в образовании находятся на рассмотрении в профильном Комитете Государственной Думы?

— Позвольте внести в Ваш вопрос определённую корректировку.

28 февраля 2012 г. Президент Российской Федерации Д.А. Медведев подписал закон «О внесении изменений в Закон Российской Федерации «Об образовании» в части применения электронного обучения, дистанционных образовательных технологий».

В соответствии с п. 1 ст. 10 Закона РФ «Об образовании» с учётом потребностей и возможностей личности обучающегося установлены формы освоения образовательных программ, включающие очную, очно­-заочную (вечернюю), заочную, форму семейного образования, самообразования и экстерната. Причём допускается сочетание различных форм получения образования.

В Законе введена норма о возможности применения электронного обучения при реализации образовательных программ независимо от форм получения образования. Иными словами, электронное обучение может применяться при реализации всех образовательных программ и во всех формах получения образования с той лишь оговоркой, что порядок такого применения будет устанавливаться Минобрнауки России.

Насколько нам известно, такой Порядок готовится министерством, и в скором времени мы его увидим.

Прошло ещё мало времени после вступления Закона в действие, чтобы судить о его правоприменительной практике и вносить какие­либо изменения в Закон.

В проекте нового Закона «Об образовании» все эти нормы в развёрнутом виде нашли отражение.

— А чем обусловлен переход к нормативно-­по­душевому финансированию образовательных программ, что это даст бюджету, а что – самим вузам?

— Такого перехода пока не сделано. Разговор об этом идёт уже многие годы и логика здесь очевидна. Если авторитет университета настолько велик, что туда идут абитуриенты с высокими баллами ЕГЭ, и вслед за этим финансирование, то авторитет вуза растёт ещё больше. Это и есть одна из форм проявления экономического закона «цена/качество». Инвестиции в повышение качества образование – это же самое важное, это то, чего мы хотим добиться. Те университеты, которые получают студентов с низкими баллами ЕГЭ, вынуждены повышать свою конкурентоспособность, изыскивать новые конкурентные преимущества, чтобы стать первыми среди равных. В этом весь смысл конкурентной борьбы за качество. Мы, государство, добиваемся качества. Качество обеспечивается в среде. Среда должна иметь конкурентные условия. Конкурентные условия обеспечиваются количеством ресурсов. Механизм прост, и он имеет ещё социальную подоплёку. Мы не можем заниматься уравниловкой, жизнь неоднородна.

— К вопросу о конкурентоспособности. Сейчас много говорят о том, что российские вузы теряют престиж на мировом образовательном рынке. Каково Ваше мнение по этому вопросу?

— Я лично думаю по этому поводу следующее. Дело в том, что все рейтинговые критерии придумываются под конкретные задачи. Мировые агентства, которые проводят эти рейтинги, выполняют конкретный социальный заказ определённой среды: корпоративной, политической, какой угодно. Вузовское сообщество нашей страны намерено создать собственные рейтинговые агентства, которые бы оценивали деятельность вузов, как по мировым, так и по российским критериям. Рейтинги западных агентств зачастую не отражают реальных вещей, которые происходят в нашем образовании, они их не понимают. Там есть такие вопросы, которые не имеют никакого отношения к нашей высшей школе. Один важный критерий, по которому мы всё время отстаём – это проблема корпоративных инвестиций. К примеру, можно ли сравнивать инвестиции в науку и образование концернов «Дженерал Моторз» и «КАМАЗ»?!

— Нередко рейтинги составляются на основе количества публикаций в мировых научных журналах. Какими средствами можно добиться увеличения количества публикаций российских учёных в мировых научных журналах? Будут ли выделяться гранты под эту деятельность?

— Вы частично отвечаете на этот вопрос. Всё это лежит в контексте увеличения инвестиций в разных формах: грантов, поддержки науки, создания новых лабораторий и т.д. Человеку, который занимается нау­кой в системе образования, безусловно, всегда интересно публиковать свою работу в престижном журнале. Никаких препятствий для этого не существует –нужны разработки, к которым заинтересованно относятся западные научные журналы. Поэтому путь здесь один – повышение инвестиций, т.е. создание разработок, достойных мировых научных центров. У нас немало учёных, в том числе и молодых, которые публикуются за рубежом. Но если мы хотим добиться массового явления, не нужно за этим гнаться. Мы любим масштаб, мы хотели, чтобы у нас было всегда много выдающихся учёных. И действительно великая наша страна создала в целом мощную интеллектуальную школу, которая славится и поныне. Но нам именно сегодня нужно очень эффективно поддержать своих учёных, особенно молодых. Надо ценить национальное достояние, но и не доводить до абсурда ситуацию. В любом обществе, в любой социальной среде всего 2% выдающихся личностей, 7% людей очень эффективных, продвинутых, которые становятся драйверами активных процессов. А большинство – обычные люди, которые готовы работать. А ещё часть – не хотят, не могут и не будут работать. Мы не можем сделать всё общество продвинутым.

— Развитие вузовской науки напрямую связано с развитием форматов представления результатов исследований. Планируется ли господдержка вузовского книгоиздания?

— Мне об этом мало что известно, я думаю, что книгоиздание зависит от того, есть ли в этой среде что издавать. У нас проводятся сотни конференций, издаётся множество различной литературы: сборники, монографии, в этом есть какая-­то проблема? Мне кажется, что университеты заинтересованы издавать свои книги, а коммерческие издательства очень демократично принимают к изданию интересные учебники.

— Не все отрасли науки интересны издателям, так как не всё они могут продать...

— Мне кажется, любое издательство выпустит всё, что угодно, если ему заплатят. Если разработка востребована, если она сделана качественно, то ректор обязан найти деньги на публикацию. Серьёзные книги на полках не лежат.

— Какие книги Вы читаете, что в Вашей личной библиотеке, в каких форматах?

— Я в основном читаю научную литературу по экономике. Моё научное кредо – исследования в области трансформации социально­экономических систем. Этой тематикой я занимаюсь давно, поэтому вся литература по этому направлению, изданная в нашей стране, есть в моей домашней библиотеке. Как часть всего этого процесса меня интересуют, известные цивилизационные и миросистемные теории, к примеру, теория институциональных матриц.

Электронные книги у меня есть, но, честно говоря, я отдаю предпочтение традиционной книге, особенно когда отдыхаю после трудов праведных за чтением какого-­нибудь авантюрного романа, к примеру, из «фандоринского сериала» Б. Акунина.

— Спасибо!    

 Беседовала Светлана Верклова  

Опубликовано в номере oктябрь 2012