Советник президента по культуре Владимир Толстой об уникальности фестиваля на Красной площади, о проекте «Война и мир» онлайн и о том, какое это огромное счастье — чтение

Чего вы ждете от фестиваля на Красной площади как советник президента по культуре, как читатель и, в конце концов, как Толстой?

Владимир Толстой: Совершенно очевидно, что здесь главная задача — привлечь внимание к литературе, к книге. Что может больше привлечь внимание, чем сердце столицы, Красная площадь? Это довольно необычный формат для книжного фестиваля. Причем сосредоточенного именно на книгах России. Там не будет гостей, даже наших ближайших соседей. Несмотря на то, что многие хотели бы быть.

А многие из них даже печатают книги по-русски.

Владимир Толстой: Это вообще отдельная тема… Возможно, в сентябре на выставке, которая будет на ВДНХ, ее обсуждение окажется более уместно. Здесь хотелось сфокусироваться именно на том, что происходит в регионах. Как себе представляют там Год литературы? Детская литература – очень важный фокус сегодня, на мой взгляд. И всегда важный. Как всегда, будет нон-фикшн и художественная литература. Библиотеки — еще один фокус: их функция меняется у нас на глазах. При этом они не должны превращаться во что-то себе противоположное. Просто они должны по-другому жить. А ведь, может быть, самая разветвленная после школ сеть по всей стране — это как раз библиотеки.

К сожалению, резко сокращается количество книжных магазинов в регионах. Хотелось бы, чтобы это были места, где люди могли бы собираться и говорить о том, что их волнует. Литература дает такую возможность. Книжная, издательская деятельность — это, безусловно, бизнес. Но есть определенные сегменты, не способные выживать в чистом рынке. Оказавшись в чисто рыночных условиях, они либо мимикрируют, либо вообще меняются. Все это нуждается в каких-то формах государственной поддержки, у нас пока другой формы не существует. Например, качественная научно-популярная литература. Или иллюстрированные книги, это либо очень дорогие издания, которые не доступны никому, либо от этого вообще отказываются, этого просто нет. А это должно быть, потому что в той же детской литературе иллюстрации играют колоссальную роль. И так далее. А еще — хочется просто сделать праздник для людей, которые любят книгу. Идея фестиваля — это праздник для всех, кому дорога книга.

Возможна ли сейчас фигура писателя — «властителя дум»? И нужно ли стремиться к появлению такой фигуры?

Владимир Толстой: Писатели нужны совершенно разные и всякие, и нельзя по заказу назначить кого-то властителем дум. Это происходит только в результате одновременного желания и способности писателя откликаться на болевые процессы, причем, как правило, болевые процессы сегодняшнего дня. Разным читателям нужны разные писатели, в этом многообразии — прелесть литературы. Но всегда неплохо, на мой взгляд, когда в литературе, в культуре есть нравственные авторитеты, если не бесспорные, то по крайней мере признаваемые людьми разных взглядов.

Дмитрий Сергеевич Лихачев — фигура, к которой с одинаковым уважением относились и почвенники, и либерально настроенные, потому что он был высочайшего уровня интеллигентом, чутким, думающим, живым человеком. И мудрым, конечно. Он высказывал какие-то мысли и идеи, которые обсуждались в обществе, и большая часть общества их поддерживала.

Можно спорить о фигуре Александра Исаевича Солженицына, но тем не менее это тоже был человек, каждая статья которого, каждое выступление, оказывали влияние на то, что происходило в обществе. Очень многое из высказанного им оказалось если не пророческим, то по крайней мере продуманным и сказанным на очень далекую перспективу.

Такие фигуры очень нужны. Я с огромным уважением и даже любовью относился к Валентину Григорьевичу Распутину, с какими-то его суждениями можно было не соглашаться, но то, что это абсолютно искренний человек, который «через себя», с болью, думал, размышлял о происходящем, такие люди очень нужны. Их нельзя назначить. Нельзя сказать Захару Прилепину или Дмитрию Быкову: «Ты наш Тургенев, а ты — современный Достоевский».

А еще для того, чтобы появлялись такие писатели, нужны такие читатели. Необходима готовность это воспринять — способность, которая, к сожалению, сейчас не то чтобы утрачивается, но переживает по мере появления новых технологий вместе с новой ментальностью определенный перелом. Читатель «старого стиля» не то чтобы уходит… но это скорее мое поколение, а мои дети уже читают по-другому, «выхватывают» другие вещи. Одни и те же тексты мы читаем по-разному, разное в них видим, замечаем. При том что я говорю о собственных детях, которые очень близки ко мне по отношению к жизни.

Вы уже для себя приметили, на что сами хотите сходить?

Владимир Толстой: Во-первых, я очень благодарен организаторам за поддержку нашей премии «Ясная поляна». Практически каждый день в одном из павильонов и даже на главной сцене будут встречи с ее лауреатами. Они и так были бы приглашены, потому это люди во многом определяющие сегодня литературный процесс, но в данном случае они будут по большей части выступать именно от лица премии. А вообще мне интересней всего люди. Поэтому из программы я буду выбирать те события, в которых участвуют интересные мне люди.

Что касается больших событий — в основном, конечно, это актерские программы. Это отчасти было апробировано на открытии Года литературы. Много было критики, почему выбрали этих, а не тех. Наверное, это будет всегда. Кстати, это особый жанр — воспринимать литературу на слух. Поэтому я стараюсь помогать таким проектам, например, как «Радио Книга», который, возможно, будет запущен к концу года. Знаю много людей, которые с гораздо большим удовольствием за рулем в машине слушали бы прозу и поэзию, чем тупые шутки или какую-то легкую музыку.

А нет ли и у вас соблазна почитать что-нибудь из «Войны и мира»? Те сцены, которые разворачиваются на том самом месте, где мы будем находиться.

Владимир Толстой: Я об этом не думал, но я себе позволяю иногда читать. Однажды меня пригласили, и я проехал по девяти городам Германии, читая «Анну Каренину» вместе с переводчицей, представляя таким образом ее новый перевод. Я читал по-русски, она по-немецки, и битком набивались любые аудитории, от 50–70 человек до 500–700. Поэтому, может быть, и здесь почитаю. Кстати говоря, мы продолжим эти наши чтецкие проекты. Чтение «Анны Карениной», на мой взгляд, стало в прошлом году очень красивым, ярким, успешным проектом. В этом году, под его конец, будем готовить «Войну и мир».

Сейчас совершенно преждевременно говорить, но тем не менее: как вам кажется, было бы правильным сделать фестиваль на Красной площади ежегодным?

Владимир Толстой: Конечно, у всех идеологов этой истории есть надежда и желание, чтобы это событие было ежегодным. Я вообще считаю, что разовые вещи малоэффективны. Они хороши для какого-то салюта, но реальную пользу любое явление начинает приносить, только когда оно на протяжении какого-то времени набирает силу. Как формируется, например, плодородная почва: очень постепенно, очень медленно. Какие-то важнейшие вещи происходят путем накопления. Например, все, что мы делали в свое время в Ясной поляне, и что, слава Богу, продолжается и сейчас, носит ровно такой характер. Мы придумываем какую-то историю, которая длится, начинает меняться, находит себе новые формы. Я очень надеюсь, что здесь произойдет так же. Хотя прекрасно понимаю, что претендовать на такую площадку — такую площадь! — это довольно амбициозно и вызывающе. Конечно, очень важно, чтобы все прошло хорошо в этот раз. Тогда можно будет замышлять какую-то долгоиграющую историю.

Москва — сердце России, Красная площадь — сердце Москвы. А что если сделать такой фестиваль на «хребте России» — на Урале? Или в Сибири?

Владимир Толстой: Мне кажется, что это целесообразно делать в любом крупном городе. И, может быть, потом даже в небольших городах. Надо найти форму. С одной стороны, должна быть заинтересованность издателей, авторов, с другой — нужно пробудить заинтересованность в публике. Если этот симбиоз произойдет, литература и через театр, и через какие-то музыкальные проявления дает почти безграничные возможности для того, чтобы делать такие события, с одной стороны, умными, содержательными и глубоким, а с другой — привлекательными, яркими и радостными.

Если это удастся сочетать, то такие мини-фестивали могли бы быть в любом городе России. И чем больше, тем лучше. В этом отчасти замысел Года литературы и состоял: возбудить движение по всей стране, чтобы чуть-чуть вспомнили про местных писателей. Хочется из тени на свет вывести этих людей. Во-вторых, хочется вспомнить литературных знаменитостей, связанных с той или иной местностью. Как, например Платоновский фестиваль в Воронеже, который возник сам по себе, или Гончаровский фестиваль в Ульяновске.

И третье: показать, особенно молодым людям, что это огромное счастье — текст, литература, чтение. Если ты не войдешь во вкус, если это обязательная программа по литературе в школе, или вынужденно тебя заставляют родители, человек от этого не получает удовольствия, а чувствует дискомфорт и никогда в жизни читать не будет. Если же человек правильно в этот мир входит, найдется какой-то проводник, который подскажет в какой момент что-то, и вдруг человек понимает, что открывается мир невероятный. Абсолютно не такой, как мир кино, как мир сериальный. Некое пространство, где ты один на один с текстом, с автором, с героями. Где ты можешь найти при умелом подходе ответ на любой вопрос, который тебя в этот момент волнует, и найти ответ какой-то, который тебя может утешить, может побудить на что-то. Если у тебя нет друзей, то это твой друг, собеседник. Книга, литература — это наслаждение. Это нужно почувствовать, получать наслаждение от языка. И чем больше людей удастся заразить, ненасильственную прививку сделать, тем больше будет результат и смысл Года литературы и всех проводимых в его рамках фестивалей.

Интервью: Михаил Визель

ГодЛитературы