Почему в процессе образования российские учащиеся деградируют? Об этом рассуждают главный редактор Русфонда Валерий Панюшкин и декан экономического факультета МГУ Александр Аузан. Интервью опубликовано на сайте Русфонда.

В нескольких публичных выступлениях последнего времени декан экономического факультета МГУ Александр Аузан высказывал озабоченность состоянием российского образования, особенно высшего. По мнению профессора, образование требует смены самой экономической модели. Что не так с нашей моделью образования и как ее можно перестроить, расспрашивал главный редактор Русфонда Валерий Панюшкин.

Александр Аузан: В начальной школе наши дети отличаются умом и сообразительностью и, по международным рейтингам, входят в первую пятерку. В средней школе мы оказываемся сразу на 26–32-м месте. С высшей школой сложнее. Наши команды, конечно, побеждают на олимпиадах, но по уровню образования в целом мы стоим ниже лидирующих стран мира, иногда дотягиваясь лишь до Испании и Южной Кореи. Эта ситуация означает, что реализовать свой потенциал мы не можем и, более того, – растрачиваем. В советское время говорили, что образование – это борьба системы с природной одаренностью человека. Так вот, наша система образования выиграла эту борьбу, одолела. Я считаю, что мы имеем дело с модельным, системным кризисом. Валерий Панюшкин: Что же с нашей моделью не так?

А. А.: Надо понять, в чем состоит модель. Очень уважаемые мною коллеги в 1990-е годы предложили модель, которая исходит из того, что образование – такая же сфера рыночной деятельности, как и многие другие. Предполагается, что образование – это услуги, предоставляемые конкурирующими субъектами. Есть регулятор, есть потребитель, есть спрос, есть предложение – исходя из этого построена та модель, которая сейчас демонстрирует свой ошеломляющий результат.

В. П.: Почему это не работает?

А. А.: Потому что образование – не услуга (при всем уважении к парикмахерским). Или в крайнем случае – инвестиционная услуга. Продуктом образования является не деятельность людей в отношении определенного объекта, а результат. Результат образования, с моей точки зрения, – это успешное будущее выпускника. Человек, у которого после выпуска складывается жизнь, карьера и так далее. Успешный выпускник – и не по баллам, а успешный в жизни. Говоря экономическим языком, «человеческий капитал». Когда человек инвестировал свои (или бюджетные) деньги и время, а через десять лет стал много зарабатывать, потому что результаты его труда значительны, – это и есть доход на человеческий капитал. Этот капитал не может проявиться в процессе обучения или даже через два года после окончания университета. Вы не можете с саженца яблони сразу потребовать антоновки для вашего пирога. Если мы соглашаемся, что результат образования – успешное будущее человека, и если мы видим, как в процессе образования он деградирует, тут-то и надо рассуждать, почему эта модель не работает.

Не только умения, но и ценности

В. П.: Что это за деградировавший выпускник такой? Какими полезными свойствами он не обладает и какими, наоборот, вредными обладает?

А. А.: Я экономист, поэтому заключения делаю по верифицируемым характеристикам. Мы видим рейтинги – довольно значительное падение. Современная модель предполагает, что критерием для составления программ должны быть профессиональные стандарты. То есть мы отдали дело работодателю, чтобы он нам все наладил. Так вот, не получилось! Если мы посмотрим рейтинги по привлекательности рынка труда, то Россия окажется за пределами первой сотни стран, которые привлекают талантливых и профессиональных людей. У нас экономика не XXI, а XX века. Поэтому, если отдать образование работодателю, он нас потащит назад – к обучению профессиям, которые если не умирают, то, во всяком случае, сильно деформируются. Я с удовольствием выслушаю работодателя, который является глобально конкурентоспособным, который может свой продукт провести на мировой рынок, но если работодатель не может вывести свой продукт даже с рынка Москвы на рынок России, тогда знаешь что, дорогой, – отойди и не мешай, потому что МГУ глобально конкурентоспособен, он в первой сотне университетов мира. Экономический факультет МГУ не в первой сотне – во второй, но мы стоим рядом Университетом Индианы в США, с Еврейским университетом в Иерусалиме, а по управленческому образованию мы выше, чем Университет Париж-Дофин или Университет Гумбольдта в Берлине. Поэтому с «Росатомом», с «Роскосмосом», с «Касперским», с «Яндексом» нам есть о чем поговорить: они понимают, что им нужно для мирового рынка. Но большинство наших компаний отстающие, и профстандарт, заданный отстающими работодателями, не формирует запроса для качественного образования. Это во-первых. Во-вторых, образование производит не только умения, а еще ценности и поведенческие установки. Мы c коллегами (я имею в виду Институт национальных проектов) сделали четырехлетнее лонгитюдное исследование по 27 университетам России – что происходит с ценностями и поведенческими установками студента за время пребывания в университете. И вывод плохой: студенты деградируют. За время обучения они, например, перестают доверять другим людям и начинают думать, что допустимо не платить налоги. Когда мы обсудили эти результаты с коллегами из университетов, где проводили исследования, коллеги сказали, что это и есть социализация – подготовка к жизни в стране, где не платят налогов и не доверяют никому. Хотелось бы, конечно, чтобы новое поколение двигало нас вперед, а не деградировало в угоду реальности. С другой стороны, наши ученики уезжают на Запад и работают там не мусорщиками, а делают приличную карьеру. Значит, мы не до конца уничтожаем их природную одаренность и учим их чему-то полезному. То есть точки опоры у нас есть, мы можем давать хорошее образование – нужно только сменить образовательную модель...

Продолжение беседы читайте на сайте Русфонда