Интервью ректора национального исследовательского университета "Высшая школа экономики" Ярослава Кузьминова  ТАСС, опубликовано на сайте агентства 16 октября 2018 года.

Национальный проект "Образование", стартующий в 2019 году, определит основные векторы развития отрасли на ближайшие пять лет. В него вошли девять федеральных проектов, конечная цель которых — сделать российское образование конкурентным на глобальном рынке. Сопредседатель экспертной группы по реализации этих проектов, ректор национального исследовательского университета "Высшая школа экономики" Ярослав Кузьминов рассказал ТАСС, из чего должна состоять современная система государственной аккредитации вузов, кто должен к ней привлекаться в качестве экспертов, почему нужно увеличивать количество бюджетных мест на "заочке" и получится ли совсем уйти от формата привычных аудиторных лекций, заменив их онлайн-курсами.

— Ярослав Иванович, сколько времени должно быть отведено на переходный период в случае слияния процедур государственной аккредитации и лицензирования?

— Достаточно мало, если будут приняты три инструмента новой системы оценки качества, которые мы с ректорами предлагаем, — мониторинг данных о деятельности вузов, качественная оценка образовательных программ и независимая оценка студентов на основе экзаменов по нескольким предметам. "Держать" все будет третий компонент. Он предполагает, что будут даны поручения федеральным учебно-методическим объединениям разработать контрольно-измерительные материалы для такого замера качества. Сделать их и "запустить" потребует не более полутора лет. В целом, я думаю, переходный период мог бы быть закончен летом 2020 года.

— Вице-премьер Татьяна Голикова неоднократно говорила о том, что необходимо разработать критерии отбора экспертов, которые занимаются контрольно-надзорными процедурами. Какие это критерии могут быть, по вашему мнению? Кто должен заниматься аккредитацией и лицензированием вузов?

— Давайте вспомним, что такое университет. Это учебное заведение, где преподают ученые. Или — с учетом инженерного, творческого направлений высшего образования — еще и действующие авторы проектов — конструкторы, режиссеры, дизайнеры… Критерий простой — давайте отбирать людей с нормальными научными публикациями или с реализованными профессиональными проектами, то есть реальных ученых и практиков в своих областях. Не надо больше ничего изобретать.

Такие люди сосредоточены в ведущих университетах, и они очень востребованы. Если мы просим такого человека принять участие в оценке качества образовательной программы, часто в другом городе, — тогда надо ставить перед ним соответствующие задачи: попросим его, проанализировав CV заявленных вузом преподавателей, состав предметов учебного плана, сказать — это "полетит" или нет, дать советы, что надо изменить, усилить, даже — откуда вуз может взять недостающие кадровые или лабораторные мощности. Все это возможно сделать даже в удаленном режиме.

Важно, чтобы аккредитация программы была бы не анонимна — на аккредитационном свидетельстве были бы фамилии ключевых экспертов, одобривших программу. То есть на сайте вуза присутствовали бы фамилии ведущих экспертов, подтверждающих своей научной, профессиональной репутацией решение Рособрнадзора. Такой принцип уже реализуется при присуждении собственных ученых степеней ведущими университетами.

Еще один вариант — вообще отказаться от индивидуальных экспертов. Поручать аккредитацию трем ведущим в этой сфере университетам, профильному совету по квалификациям, возможно, ведущим работодателям. Если речь идет о ведущем университете, который претендует на высокий уровень аккредитации, — в процессе обязательно должны принимать участие международные эксперты.

— Ваши прогнозы о том, согласится ли межведомственная рабочая группа при правительстве РФ на слияние процедур?

— Думаю, предложение встретит одобрение, мы это уже обсуждали с руководителями Рособрнадзора, Минобрнауки, управления по образованию администрации президента, то есть всеми вовлеченными структурами.

— Недавно вы заявили о том, что нужно отказываться от обычных лекций в аудиториях, заменяя их онлайн-курсами. Как вы оцениваете последовавшие отзывы?

— Я не ожидал, что будет такой масштаб поддержки. Мы посмотрели, примерно пополам делятся отклики — на резко негативные и резко позитивные. Резко негативные в основном от тех, кто учился давно, резко позитивные — от тех, кто помоложе. Это не только разная вовлеченность в интернет. Просто последние пишут о себе, а первые — о своих представлениях о должном. Давайте называть вещи своими именами. У нас посещение лекций сейчас по стране составляет 15%, это меньше чем каждый пятый студент. Нам этот формат точно нужно оставлять?

Люди на лекции не ходят по двум причинам. Во-первых, в ведущих университетах они, как правило, включены в какие-то научные прикладные проекты, и им просто некогда ходить на занятия, где нет обратной связи. Современное поколение требует эту обратную связь. На семинары они ходят, на проектные группы они ходят. На лабораторные работы они ходят, на лекции — нет, потому что вот лично их там не замечают.

Когда мы говорим о том, что очный контакт лучше, чем заочный, мы предполагаем, что мы с вами сидим и беседуем, а вы зайдите на лекцию и посмотрите: на младших курсах все слушают, на средних курсах занимаются своими делами, а на старших курсах там сидят пять человек, чтобы лекторам зарплату платили. Ну кому это надо? Поэтому ничего удивительного в том, что мы предлагаем, нет. Это просто ответ на то, что уже сложилось.

— Резко негативные отзывы, видимо, связаны с тем, что преподаватели боятся потерять работу?

— Преподаватели существуют для студентов, а не для себя. Если преподаватель нужен, востребован, к нему ходят студенты, за ним ходят студенты. Я неоднократно говорил, что в наших предложениях нет вообще ничего нового относительно сокращения преподавателей. Слабых преподавателей вузы до этого сокращали и будут сокращать, а сильные преподаватели наконец займутся наукой.

Если мы посмотрим на ситуацию в массовом высшем образовании, то она такова, что штатный преподаватель в среднем преподает в год три-четыре разных предмета. Это значит, что он даже не успевает читать новые статьи в научных журналах, не говоря уже о том, чтобы самому вести исследования в этой области. Это профанация. Для человека, который читает из четырех предметов — три по чужому учебнику, не должно стать трагедией то, что его заместит в рамках онлайн-курса ведущий профессор, который этот учебник писал, а он наконец высвободит свое время и займется исследованием, которое он бросил, потому что бегает по этим лекциям. Особенно если речь идет о человеке, который неслучайно попал в университет, которому это нравится, это счастье для него.

Одно из наших важнейших предложений — чтобы региональные университеты не платили денег за онлайн-курс для своих студентов. Деньги, которые высвободятся от замещения некачественных лекций онлайн-курсами, они смогут направить на создание научных лабораторий. Мне кажется, что это реальный шанс для многих университетов по нашей стране вернуться именно в состояние университетов.

— Тем не менее разве получится отказаться от формата аудиторных лекций до конца?

— Конечно нет. Мы и не предполагали, что отменяем лекции как таковые или отменяем общение профессора с большой аудиторией. Просто есть одна "большая разница". Если профессор выйдет в аудиторию, которая уже прослушала его онлайн-курс, коэффициент полезного действия будет другой. И для аудитории, и для профессора. К нему придет та половина или треть, у которых реально есть вопросы, и им будет интересно друг с другом.

— Татьяна Голикова недавно аккуратно высказалась о низком качестве заочного образования в России. Вы согласны с этим?

— В нашей стране почти 40% студентов обучается заочно, это больше всего в мире — в следующей за нами Швеции около 30%, а в большинстве других стран не больше чем каждый пятый. Еще буквально несколько лет назад заочников в России была вообще половина! Причина — огромные размеры нашей страны и, что греха таить, не самый высокий уровень доходов населения. Заочное высшее чаще всего выбирают те, кто после школы должен был сразу пойти работать, или же люди после колледжа, где учатся тоже выходцы не из самых благополучных и образованных семей.

"Заочка" — это социальный лифт, который доступен тем, кто больше всего в нем нуждается. Проблема в том, что в последние 20 лет заочное высшее растет, но бюджетная часть в нем сокращается. Если очное высшее — это всего 37% платных и 63% бюджетных мест, то заочное — всего 20% бесплатных и аж 80% платных. Загадка решается просто.

В свое время Минфин договорился с Министерством образования о том, что норматив финансирования заочного образования будет составлять 10% от финансирования очного. Среднее финансирование высшего образования — 150 тыс. рублей в год, выделяемых на одного студента государством, заочное, соответственно, составляет 15 тыс. рублей в год. Послушайте, за эти деньги не то что высшее — никакое образование дать нельзя. Вот вузы и избавляются всеми доступными средствами от бюджетной "заочки", которую можно держать только себе в убыток. Но свято место пусто не бывает — спрос остается, платные программы реализуются. Их цена ниже очных — в среднем где-то 30–50 тыс. рублей в год.

Получается так, что мы сегодня заставляем платить тех, у кого денег меньше всего. Такого нет ни в одной стране мира. Везде образование — это главный инструмент не просто социальной справедливости, а социального перемешивания.

— Как можно решить проблему?

— Вернуться к советскому нормативу — это 25%, одна четверть от финансирования очного образования, и это уже примерно 40 тыс. рублей на человека. Это примерно те деньги, которые вузы сейчас получают с полутора миллионов платных студентов-заочников. Они же не набирают их себе в убыток. Увеличив бюджетное финансирование высшего образования меньше чем на 10% — на 40 млрд рублей в год, — мы можем создать новые перспективы для миллиона студентов. В том числе для тех, кто хотел бы получить высшее образование, но совсем не может за него платить.

Мы уже обсуждали это с вице-премьером Татьяной Голиковой, главой Минобрнауки Михаилом Котюковым и министром финансов Антоном Силуановым. Вопрос вызвал интерес руководителей правительства.

Заочное образование есть в любой стране, потому что всегда есть люди, которые в силу обстоятельств не могут оторваться от работы или далеко живут от вуза. Желание повысить свою квалификацию, получить высшее образование — это благо, и такое образование должно существовать. Вопрос в том, что заочное образование должно быть достаточно качественным, чтобы не быть образованием второго сорта.

Беседовала Кристина Соловьева

ТАСС