Поправки в законодательство о запрете в России пропаганды нетрадиционных сексуальных отношений (ЛГБТ), педофилии и смены пола, подписанные в декабре 2022 г., поставили издателей в сложное положение.

Достаточно сказать, что в списке произведений, которые теперь под подозрением, и включённые в школьную программу, и биографии классиков вроде Оскара Уайльда. Как теперь ограждать читателей от запрещённой информации и продолжать издательскую деятельность, не рискуя подпасть под предусмотренное обновлённым законодательством наказание (штраф для юрлиц — до 5 млн рублей) — вопрос, простого ответа на который нет, кажется, ни у кого.

Чтобы попробовать его отыскать, «Российская газета» провела круглый стол на тему «Что такое пропаганда нетрадиционных отношений в литературе и как дальше жить книгам», пригласив издателей, юристов, психологов и, конечно, писателей.

НОВЫЕ НОРМЫ ПРАВА

Анна БЕССМЕРТНАЯ, руководитель юридической службы издательского сервиса Rideró:

— Для издательской сферы очень важны поправки в три закона: Федеральный закон № 436-ФЗ «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию», Федеральный закон «О защите прав потребителей» и Кодекс об административных правонарушениях (КоАП РФ), которыми введены новые штрафы.

В ФЗ-436 внесены поправки в ч. 4 ст. 5. Раньше была запрещена пропаганда нетрадиционных сексуальных отношений. Теперь добавляются пункты, запрещающие демонстрацию таких нетрадиционных отношений. Отдельно вынесены запрет о пропаганде педофилии и запрет распространения информации, побуждающей сменить пол.

Практически это означает, что, если в книге присутствует такой контент, то на ней стоит знак «18+», она продаётся в запечатанной упаковке и не будет представлена в местах, где основная целевая аудитория — дети.

Кроме того, Федеральный закон «О защите прав потребителей» был дополнен нормой, которая запрещает реализацию любого товара, за распространение которого предусмотрена административная или уголовная ответственность. Это обращает нас к поправкам в КоАП РФ.

Статья 6.21 КоАП РФ, которая раньше была достаточно краткой, теперь превратилась в три отдельные статьи (6.21, 6.211 и 6.212). Сама статья 6.21 запрещает пропаганду как для несовершеннолетней аудитории, так и для взрослой, причём существенно увеличены штрафы. В эту же статью добавлен запрет пропаганды смены пола.

Минимальный штраф по статье 6.21 КоАП РФ для физических лиц возрос в 12 раз. Такой штраф, скорее всего, применит суд, в случае если субъект совершил правонарушение впервые.

Для юридических лиц минимальный штраф лиц не изменился, но максимальный вырос в пять раз и сейчас составляет 5 млн рублей. Кроме того, в отношении юридических лиц возможна мера ответственности в виде приостановления деятельности на срок до 90 дней.

Статья 6.21¹ КоАП РФ предполагает ответственность и за пропаганду педофилии среди взрослых. Максимальные штрафы по этой статье ещё более существенны как для физических лиц, так и для компаний. При этом формулировка, особенно её последняя часть: «...информация, вызывающая интерес к педофилии» — у юристов вызывает самые большие опасения, поскольку неясно, где проходит грань между книгой, предупреждающей ребёнка о том, что с ним может случиться, и информацией, которая вызовет интерес к педофилии. С точки зрения законодателя, между этими двумя понятиями лежит штраф в размере до 10 млн рублей для компаний и до 800 тыс. рублей — для физических лиц.

Также появилась новая статья 6.21², которая уже непосредственно запрещает демонстрацию нетрадиционных сексуальных отношений несовершеннолетним. Штрафы за данное нарушение чуть меньше, чем за пропаганду. Тем не менее это очень существенные суммы.

Если исходить из буквального толкования новых норм, у нас формально разрешена публикация и реализация книги, в которой содержится не пропаганда, а демонстрация нетрадиционных отношений или предпочтений, если издание промаркировано «18+», упаковано в плёнку и т.д. Но при этом нет ни одного нормативного акта, который позволил бы определить, что является демонстрацией, а что – пропагандой.

Как действует юрист, когда к нему попадает запрос дать правовое заключение на что-либо? Сначала анализируем закон: что конкретно говорится в его тексте. Затем изучаем разъяснение этого закона. Обычно такие разъяснения выпускают компетентные органы, также в качестве разъяснения используются постановления Конституционного Суда РФ. В третью очередь мы смотрим на практику, потому что практика — это способ понять, что будет происходить при применении нормы. Но практика гораздо более подвижна, чем разъяснения, и уж тем более чем закон.

Изменения в законодательство вступили в силу 5 декабря 2022 г., и пока ещё нет никаких релевантных разъяснений новых норм. В отношении старой редакции ст. 6.21 КоАП РФ было Постановление Конституционного Суда РФ от 2014 г., в котором судьи сделали попытку определить те нормы и ограничения, которые ввёл законодатель. Сейчас у нас нет никаких рекомендаций ни от МВД России, ни от Роскомнадзора, ни от Роспотребнадзора, которые будут действительно осуществлять свои полномочия в адрес издательств и книжных магазинов.

Если говорить в целом о практике, то мы видим, что у нас существует только один известный кейс — возбуждение дела об административном правонарушении по новой редакции ст. 6.21 КоАП РФ. Но как юрист я бы никогда не могла рекомендовать книжному магазину или издательству брать этот кейс в качестве модельного: за ним стоит предыстория, дело возбуждено непосредственно после депутатского запроса.

Прогнозировать будущее сложно. Но очевидно, что мы будем ужесточать проверку книг перед публикацией, а в отсутствие каких-либо разъяснений всё постепенно уходит в самоцензуру. Мы не понимаем, что можно, что нельзя, где лежит грань между традиционностью и нетрадиционностью. Более того: эта грань размывается в сторону того, что совершенно не было поименовано в законе, но так или иначе подразумевалось при его обсуждении. Мы уже сейчас очень напряжённо относимся к книгам, где упоминаются темы чайлдфри, к фем-литературе, тревожно смотрим в сторону фэнтези, в частности фурри-фэнтези (фэнтези с антропоморфными пушистыми зверушками, от англ. furry — «мех». — Примеч. ред.) и всего прочего просто потому, что не знаем: будет ли это через два, три, шесть месяцев считаться нетрадиционными ценностями.

У нас огромный объём литературы, которая находится в смежных отраслях, но не описывает напрямую ЛГБТ и не пропагандирует смену пола. Самоцензура будет приводить к тому, что крупные издательства и книжные сети пойдут по пути консервативного подбора портфеля. Уже сейчас коллеги стараются минимизировать всё, что можно счесть условно небезопасным. Но это для крупных сетей. А для независимых книжных магазинов и издательств, для сервисов самиздата это фактически будет означать потенциальную финансовую смерть. Одновременное сокращение портфеля и первый же штраф или приостановление деятельности на срок до 90 дней с финансовой точки зрения убьёт компанию. Именно поэтому кажется, что существование закона в текущей ситуации, когда это просто закон, без разъяснений, без практики, без каких-либо попыток понять, как мы будем фактически решать те или иные вопросы — это некоторое вакуумное законодательство. Оно распространяется одновременно ни на что и на всё.

Неправильно, чтобы решение о той или иной литературе принималось на основании личных вкусов экспертов. Нисколько не сомневаюсь, что эксперты обладают огромным опытом, но, когда мы говорим о том, что кто-то будет решать, издавать книгу или нет, исходя из того, вдохновляет она его или нет, кажется, что мы движемся в сторону цензуры, а не торжества права.

ВОПРОСЫ ЭКСПЕРТИЗЫ

Дмитрий БАК, директор Государственного музея истории российской литературы имени В.И. Даля:

— Надо говорить о будущей правоприменительной практике и о том, как избежать побочных последствий. Первое из них — не создавать запретный плод. Э. Лимонов, В. Ерофеев, А. Соколов, часть произведений Андрея Битова были запрещены. Но из всей прозы 1970-х гг. остались именно они.

Необходимо избежать самоцензуры. Невозможно писать о некоторых исторических личностях, не упоминая обсуждаемую тему. «Охранители» раздувают любую запретную тему, искусственно подогревают к ней интерес даже там, где её у автора нет.

Классика — понятие интуитивное, а не юридическое. Да, есть школьный канон, госстандарты, но и у школьных классиков: А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова и др. — есть тексты, которые печатаются только в узкоспециальных изданиях, хотя прямых запретов на это нет. Я очень обеспокоен, что может быть не переиздан четырёхтомник Платона. Необходим экспертный орган, который будет рассматривать каждый отдельный случай возникновения проблемы. В него должны войти лингвисты, психологи, юристы, издатели и т.д.

Этот экспертный совет может быть организован при Департаменте поддержки печати Минцифры России, который курирует издательскую отрасль. Он должен иметь чёткие полномочия, эквивалентные надзорному федеральному органу. Если он выдаёт вердикт, книгу можно издавать.

Вали ЕНГАЛЫЧЕВ, профессор, руководитель Научно-исследовательского центра судебной экспертизы и криминалистики Калужского государственного университета имени К.Э. Циолковского:

— Создание экспертного совета с чёткими полномочиями выглядит пугающе. Это похоже на новый Главлит. В этот предполагаемый совет пойдёт вал текстов. Раз это совет, там должна быть дискуссия. Обсуждение десятков, сотен проблемных текстов приведёт к остановке книгоиздания. Поэтому если нужен совет, пусть он нарабатывает кейсы, прецеденты, а не занимается тотальной проверкой.

При экспертизе произведений всегда возникает вопрос: всё ли, о чём говорит автор, является составной частью сюжета? Или этот фрагмент «притянут за уши», чтобы взбудоражить читателя и увеличить продажи? Если этот фрагмент или ряд фрагментов могут быть безболезненно устранены или в мягкой форме отредактированы, тогда они не связаны с развитием основной идеи произведения. Любую мысль и любые отношения можно выразить тонко, не обязательно вульгарно, натуралистически и пошло.

К сожалению, примерно 90% текстов, которые приходят на экспертизу в последнее время, передают человеческие отношения в такой форме, как будто тебя привязали на скотном дворе и принудили наблюдать. Множество героев мировой литературы любили друг друга так страстно, что в случае смерти одного из них и для другого жизнь теряла всякий смысл. Но разве читатели потеряли что-то от того, что не стояли вокруг толпой со свечками? В то же время, как только эксперты указывают на фрагменты, нарушающие законодательство, выясняется, что некоторые из авторов либо правообладателей категорически против устранения этих фрагментов или их редактирования. Тогда надо откровенно говорить, что здесь затронуты интересы не литературы, а бизнеса, когда прибыль прежде всего.

Экспертиза текстов может быть как досудебной, так и судебной. В первом случае издательство или автор могут инициативно обратиться к эксперту, предполагая, как правило при наличии на это оснований, что конкретный текст может вызвать вопросы со стороны официальных или общественных организаций, отдельных граждан. После изучения текста эксперт укажет, есть ли в нём фрагменты, связанные с нарушением закона, и иногда даже может порекомендовать, как без потери целостности сюжета, главной мысли их переформулировать. Но есть и фрагменты, не поддающиеся редактированию, их можно будет только удалять. В случае же судебной экспертизы, если текст уже был обнародован, выводы эксперта станут категоричными: есть нарушение закона или нет. Такой текст дополнительному редактированию не подлежит. И опять же, исходя из экспертной практики значительное количество, если не большинство, судебных экспертиз такого рода подтверждают версию надзорных инстанций и служат основанием для судебных решений.

ПОЗИЦИЯ ИЗДАТЕЛЕЙ

Евгений КАПЬЁВ, генеральный директор издательства «ЭКСМО»:

— Книжная индустрия производит 25 тыс. национальных творческих продуктов в год. И мы лучше всех сейчас конкурируем с мировыми продуктами. Вообще, такие индустрии в России можно сосчитать на пальцах одной руки.

Хотелось бы чётко разделять ЛГБТ и остальное: педофилию, смену пола и другие явления. Издателей беспокоит только первый пункт. Педофилия — это уголовно наказуемое деяние. Смена пола — сложнейшая медицинская процедура. А что такое ЛГБТ? Мы считаем это болезнью или антиобщественным деянием? Если это болезнь, разве не имеем права писать о болезни? Для того чтобы эти определения внедрять, надо иметь чёткое их понимание.

Нас беспокоит обратная сила закона: огромное количество книг уже находится в магазинах. Что с ними делать? В библиотеки не отдашь, никому не подаришь, потому что спросят: что вы тут распространяете? До сих пор не решён вопрос, что такое классика, но де-факто нас заставляют забрать и уничтожить классику. Книга, поставленная в магазин до принятия закона, но проданная покупателю после, нарушает закон. Человек её покупает, подаёт в суд на магазин и на издательство. В результате — остановка деятельности части отрасли.

Очевидно, что тематика, связанная с гомосексуальностью, интересует молодёжь. Запрещая продажу, мы прямиком отсылаем её на пиратские ресурсы. Современное поколение прекрасно умеет пользоваться анонимайзерами. Посещаемость иностранных пиратских ресурсов за III квартал 2022 г. — 300 млн визитов, с февраля она увеличилась на 20%. Мы своими руками отдаём им платёжеспособную аудиторию.

К чему это может привести? Иностранцы не будут продавать нам права, и появятся русскоязычные издатели в Израиле, в Прибалтике. Они станут выпускать книги, а «челноки» будут доставлять их сюда в чемоданах, как раньше. Эти произведения окажутся мегапопулярными. Почему все читали Солженицына? Потому, что он был запрещён. Как только творчество писателя разрешили, его популярность резко снизилась. У меня на всех интервью первый вопрос: какую книгу запретили? Наша аудитория хочет её купить, прочитать и т.д. Хорошо бы в рамках правоприменения учитывать реалии XXI в. Сейчас коммуникация работает по-другому.

Алексей ИЛЬИН, генеральный директор издательства «Альпина Паблишер»:

— На данный момент я вижу три группы проблем.

Первая — неясность критериев. Мы не понимаем границ того, что разрешено, а что запрещено. Классика — вне запретов? Если да, то что есть классика? Есть квир-литература, она именно «про это», с ней всё понятно; но таких книг менее 1%. А есть литература, где ЛГБТ-тематика проходит четвёртым-пятым планом, скажем один абзац на книгу в 600 страниц. Возникает вопрос: такие вкрапления — ещё можно или уже нельзя? Очевидно, что такой подход открывает широчайшую возможность для атак на любое издательство: нанять 10–20 троллей, которые «оскорбятся» и забросают заявлениями все возможные инстанции. И это парализует работу издателей.

Вторая — большое количество контролирующих органов: Роскомнадзор, МВД России, Роспотребнадзор. За одну и ту же книгу издательство могут наказать бесконечное количество раз. Книга продаётся в Москве, в Санкт-Петербурге, во Владивостоке, в Улан-Удэ, Калининграде. Каждая продажа этой книги в любом магазине является поводом для штрафа, и штрафовать могут отдельно Роскомнадзор, МВД России и т.д., и всё это будет суммироваться.

Третья — отношения с авторами и правообладателями. Российских писателей в каких-то деликатных случаях удаётся уговорить скорректировать текст, но зарубежные авторы и издатели, как правило, не позволяют это делать. Они и так находятся под серьёзным давлением, работая с российскими издателями. И им проще вообще отказаться. Сейчас и без этого постепенно вымывается зарубежный ассортимент, так как более половины западных правообладателей прекратили сотрудничество и не продлевают контракты. А попытки вырезать фрагменты текста сподвигнут на отказ от сотрудничества тех, кто ещё продолжает с нами работать. У нас сейчас переводных книг занимают 70%, и это серьёзная проблема.

Павел КОСТЮК, руководитель импринта «Лёд» издательства АСТ:

— У нас 100% литературы переводная. На моей практике зарубежные правообладатели редко соглашаются с каким-то, даже минимальным, цензурированием или с изъятием каких-либо фрагментов. Когда речь идёт о серьёзных исследованиях, многие правообладатели запрашивают на согласование перевод.

Марина КАДЕТОВА, главный редактор издательства «Компас-Гид»:

— Производство книги занимает порядка 18 месяцев. Наш портфель сейчас пока ещё состоит примерно на 40–50% из зарубежных переводных изданий. Что касается планов на будущее, то там доля переводных книг уже меньше по разным объективным причинам.

С принятием закона у меня возникло ощущение дежавю: мы в похожих условиях живём не с декабря, а уже 10–12 лет. Детские издательства подчиняются Федеральному закону № 436-ФЗ «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию». Когда его только приняли, ситуация была аналогичная: мы не понимали, как с этим работать, как применять нормы права. Издательства придумали свои схемы работы, но у всех они разные. Сейчас нам тоже необходимы пояснения — что делать в случае гомосексуальной ориентации персонажа или реального человека, если речь идёт о биографии.

Детские издатели свыклись с тем, что любое упоминание ЛГБТ просто автоматом уводило в «18+», мы с этим худо-бедно существовали. Сейчас просто так эту маркировку не поставишь, придётся разбираться. Мы не можем закрыть глаза и сказать, что этого не существует.

Прозвучало предложение создать экспертный совет. На мой взгляд, реализовать идею непросто, потому что цензура усложнит все процессы и увеличит сроки издания книг. Если издательство сомневается, то можно поставить дисклеймер: в данном произведении есть упоминание отношений, противоречащих традиционным российским ценностям. В таком виде это позволит издателю сразу отсечь аудиторию, которая не хочет видеть такой контент в книгах.

То же самое со сменой пола. Мы говорим о реальной операции с гормональной терапией или просто о переодевании в одежду противоположного пола, что часто встречается в детских книгах? Или о том, что герой выдаёт себя за лицо противоположного пола? Это пропаганда, призыв или часть игры? Я уверена, что в детские издательства будут поступать жалобы относительно даже совершенно невинной игры в переодевание.

ТРАДИЦИИ И ПРОПАГАНДА

Александр СНЕГИРЁВ, писатель, руководитель семинара прозы в Литинституте:

— Очень важно понимать, что традиция — не статичная вещь. Во времена Шекспира женские роли играли мужчины. И это было традицией. А потом она поменялась. Только полемика традиции с инновацией обеспечивает прогресс. Всё, что мы делаем, не соответствует чьим-либо представлениям. Поэтому довольно странно говорить о неких традиционных ценностях. Д. Бак упомянул Платона. Это один из столпов, на котором держится вся наша цивилизация. А вещи, говоря современным языком законодателей, он пропагандировал весьма крамольные.

Необходимо понимать, что, борясь с чем-либо, мы прежде всего боремся с этим в самих себе.

Можно показать на примере строительства. Общество и любой строительный материал очень похожи друг на друга. Что такое бетонные конструкции? Это сам бетон, т.е. песок, перемешанный с цементом и гравием, и арматура. Чем проще состав, тем более хрупкая получается конструкция. Чем сложнее заплетена арматура, чем больше добавлено разных присадок в сам цементный раствор, тем крепче и пластичнее изделие. То же самое с обществом. Если его направить по пути упрощения, мы получим хрупкий социум, который будет сильно подвержен внешним ударам.

Е. КАПЬЁВ:

— Задача экспертного совета не в том, чтобы оценивать каждую книгу, а в том, чтобы выработать чёткие рекомендации. Есть точное определение пропаганды в словаре Ушакова: «Разъяснение и убеждение широких масс в необходимости чего-нибудь». То есть пропаганда здорового образа жизни — это не просто рассказ о человеке, который занимается спортом, но именно убеждение: всем надо заниматься спортом! Можете представить себе книгу, в которой говорится: «Всем надо сменить пол»?!

Мы не затронули вопрос научной, энциклопедической литературы. Законодательство о защите детей от вредной информации привело к стагнации детской литературы. Доля книг для детей у нас сейчас меньше, чем во всём мире, потому что издатели не понимают: до 16 лет, до 18... А самое главное, для читателей до 18 лет тему секса убрали. И в итоге девочки знакомятся с темой секса на операционном столе. Наша страна номер один по абортам. Где будет знакомиться аудитория с остальными запрещёнными темами? Тоже не там, где хочет государство, а у пиратов.

В. ЕНГAЛЫЧЕВ:

— В лингвистических словарях вы не найдёте исчерпывающего толкования понятий «пропаганда» и «демонстрация». Некоторым даже кажется, что они идентичны. Но у психологов эти понятия разведены. Опыт анализа книг на протяжении многих лет показывает, что принципиально возможно различать демонстрацию и пропаганду.

В отечественных судах неоднократно сталкивались разные, порой противоположные, экспертные позиции по поводу одного и того же текста. Выигрывала более обоснованная. Пропаганду выявляют и оценивают не компьютерные программы, а люди. У каждого из них есть своё, личное, убеждение. Поэтому необходимо изучать прецеденты. Хотя у нас не прецедентное право, но тем не менее существует совокупный опыт анализа сотен и тысяч книг.

Екатерина КОЖАНОВА, директор департамента по стратегическим коммуникациям издательской группы «ЭКСМО-АСТ»:

— Я бы хотела задать риторический вопрос. На фоне всех запретов и регулирования что будет сделано для пропаганды традиционных ценностей? Что мы можем противопоставить тем трендам, которые возникают из Интернета, из западного контента, Tik Tok, из того, что провоцирует читательский спрос?

У нас 100-миллиардный рынок, а поддержка государства не превышает 2%, программа поддержки детского чтения давно была разработана, но до сих пор не принята. Мы запрещаем, а что мы предлагаем взамен?

САМИЗДАТ И БИБЛИОТЕКИ

Евгений СЕЛИВАНОВ, директор департамента по развитию контента группы компаний «ЛитРес»:

— Издательства десятилетиями работают по устоявшейся схеме: каждое решает, что выпускать. В самиздате иначе. Для многих авторов он является не началом пути, а самим путём. Здесь совсем иные скорости. Издательство готовит книгу несколько месяцев. В самиздате написал — через полчаса опубликовал, и сразу пошли отклики от читателей и донаты.

Как в таком случае избежать риска публикации запрещённого контента? Если риск приостановки деятельности большого бумажного издательства можно сравнить с тем, как тормозит поезд, для селфпаба это как дёрнуть рубильник. Если мы на 90 дней останемся без бизнеса, то, скорее всего, на этом бизнес вообще закончится. Поэтому или необходимы очень чёткие формальные критерии, позволяющие принять решение об отказе в публикации, или следует признать, что рынок самиздата надо регулировать как-то иначе.

Площадки самиздата — модель того, какой книжная индустрия станет послезавтра. Затормозить их развитие из-за проблем с ЛГБТ-контентом — значит замедлить развитие всей индустрии. Ещё хуже, если авторы уйдут на какие-то специфические самиздат-площадки, целиком посвящённые ЛГБТ-контенту. Можно предположить, что завтра будет с этими площадками, с их аудиторией, с популярностью этих сервисов. Нам и нашим авторам необходима информация о том, на какие темы и как они могут писать, говорить, не боясь лишиться своего заработка, не говоря о неприятностях похуже.

Елена БЕЙЛИНА, главный редактор журнала «Университетская КНИГА», руководитель Департамента по электронным ресурсам и цифровым коммуникациям книжного рынка Российского книжного союза:

— Проблемы возникают и у других участников рынка. В частности, речь о публичных библиотеках, которых в стране десятки тысяч. Для них это не менее острая тема. На данный момент коллеги при комплектовании фондов обязательно сверяются со списком экстремистской литературы, с которым уже привыкли работать, хотя в своё время тоже было немало сложностей.

Но как сейчас будет выстраиваться взаимодействие с поставщиками и что станет с книгами, которые уже приобретены и поставлены на библиотечные полки (т.е. легально введены в оборот до поправок в законы) — серьёзный вопрос.

Кто будет осуществлять проверку сотен тысяч изданий, находящихся в библиотеках страны?

Я общалась с представителями Российской библиотечной ассоциации, разумеется, они ждут аналогичный экстремистскому список изданий, рекомендованный экспертами, чтобы убрать из фондов книги, которые попадают под обновлённые законы.

Однако на данный момент это невозможно реализовать, поскольку нет ни чётких критериев оценки изданий, ни методических рекомендаций, ни прозрачной экспертной процедуры, ни ведомства, которое могло бы этот список формировать и поддерживать, ни регламентов попадания туда книг.

Риски испытывают электронные библиотеки, находящиеся в открытом доступе. Уже есть случаи, когда коллегам из крупных университетов негласно рекомендуют убирать квалификационные и исследовательские работы, в которых данная тема затронута в той или иной степени.

Серьёзный вопрос — бюджеты. Сколько будет стоить экспертиза, какое время она займёт для издателя? Если мы говорим о переводной литературе, то её сначала надо перевести, прежде чем передать эксперту. Кто оплатит перевод, который в дальнейшем может быть признан как запрещённый?

Наша задача — попытаться сформулировать понятные и чёткие критерии. Именно для этого и нужен экспертный совет — чтобы разбираться в сложных случаях. И самое главное — корректно сформулировать термины и определения. n

КАКИЕ ВОЗМОЖНЫ РЕШЕНИЯ? МНЕНИЯ ОТРАСЛЕВЫХ ЭКСПЕРТОВ

Елена БЕЙЛИНА:

— Ситуация для книжников осложняется тем, что на данный момент не определён профильный государственный орган, способный компетентно рассматривать запросы и претензии, формировать чёткие и понятные правила, контролируя их исполнение и осуществляя экспертизу изданий. Сейчас проверки могут проводить Роскомнадзор, МВД России, Роспотребнадзор и прокуратура, их критерии оценки могут различаться, но для отрасли важно обеспечить единообразие правоприменительной практики. Считаю, что книги следует относить к ведению Роскомнадзора. Ведомство давно и предметно занимается электронным контентом, опыт взаимодействия уже наработан, и часть нашей индустрии, связанная с цифровым форматом и электронными площадками, контролируется им. Кроме того, Роскомнадзор — организация, подведомственная Минцифры России и есть надежда на более предметное взаимодействие, на конструктивный разговор и на проработку понятных критериев и методических рекомендаций. У Роскомнадзора уже существует пул аккредитованных сторонних экспертов, которые работают с электронным книжным контентом. Есть шанс доработать взаимодействие и, возможно, создать расширенный экспертный совет. Уверена, он должен быть межведомственным: издательская продукция (Минцифры) имеется не только в магазинах (Минпромторг), но и в библиотеках, подведомственных Минкультуры, Минобрнауки, Минпросвещения России. Есть смысл действовать консолидированно, чтобы решения экспертного совета распространялись на все подведомственные организации.

Екатерина КОЖАНОВА:

— Потребительские товары регулируются Роспотребнадзором. Если потребитель купил книгу, которая его оскорбила, или считает, что она нарушает закон, то он обратится в Роспотребнадзор и исключить это ведомство не получится. Но магазин не может отвечать за контент: оценивать стотысячный прайс с точки зрения соответствия законодательству невозможно. В этом случае должно быть межведомственное соглашение или подзаконный документ, где можно уточнить регламент: если жалоба поступает в Роспотребнадзор, то ведомство перенаправляет её в Роскомнадзор и тот обращается к производителю. Нередко жалобы по скандальным книгам поступают в территориальные органы Роспотребнадзора и он подаёт в суд иск против конкретной площадки. При этом с проверкой может прийти прокуратура. Важно учитывать, кто может жаловаться и где и чьи права защищаются. К сожалению, крайним часто остаётся магазин.

Евгений СЕЛИВАНОВ:

— Я поддерживаю идею со списком, потому что тогда отбор будет более тщательным, и мы избежим ситуации неконтролируемого бесконечного потока жалоб и троллинга, поскольку в Интернете на любую книгу пожаловаться очень просто. Известны ситуации, когда боты, якобы действующие от имени сотрудников МВД России предпринимали попытки запугать нас. Поэтому важно чётко понимать, какие книги мы можем продавать, какие — нет, особенно если речь идёт о сегменте самиздата. Необходимы понятные критерии, по которым оцениваются произведения, различные алгоритмы поиска информации, и это существенно снизит наш риск в том, что мы пропустим книгу, относящуюся к запрещённым.

Е. АБРАМОВА:

— Целесообразно, чтобы штрафы не дублировались, не приходили и издательству, и магазину. Если книга вошла в список запрещённой литературы и издателю поступила об этом информация, то он оповещает торговые площадки, куда поставляет это издание, а они в определённый срок его изымают. Если этого не происходит, то штраф платит одна сторона. Должна отметить, что книжные площадки ежедневно мониторят экстремистский список, поскольку никто не хочет неприятностей.

Е. КОЖАНОВА:

— Не менее важным остаётся вопрос по исключениям: исторической, биографической, классической литературе. Важно разобраться в критериях отнесения к этим категориям литературы.

Елена АБРАМОВА, руководитель PR-службы сети книжных магазинов «Читай-город»:

— Для ритейл-площадок было бы оптимально, чтобы жалобы от читателей приходили в Роспотребнадзор и адресовались прежде всего издателю. С одной стороны, в любой книжный магазин сегодня поступают сотни новинок ежемесячно и мы проверять сюжетные линии не можем: это остановит все бизнес-процессы. С другой — маркетплейсы и книжные магазины начнут перестраховываться и не будут брать огромную часть литературы на реализацию. Поэтому вопрос надо адресовать издателям: и по тем книгам, что уже выпущены, и по тем, которые в планах. Необходим компетентный орган, который позволит оценить, подпадает книга под закон об ЛГБТ или нет. МВД России и прокуратура не могут этим заниматься: вряд ли у них есть такие компетенции.

Марина КАМЕНЕВА, директор магазина «Москва»:

— На мой взгляд, было бы удобно иметь список книг, которые подпадают под запрет, как и по экстремизму. Тогда никто не будет трактовать закон по своему разумению. Иначе станут проверять классику, биографическую, научно-образовательную, историческую литературу. Если на сайте проверяющего органа разместят список, мы на него можем сослаться. Кто будет составлять эти списки — другой вопрос. Хотя уже принята система, регламентирующая порядок попадания книг в «экстремистский» список. Почему бы и здесь не использовать подобную схему?

Е. КАПЬЁВ:

— Думаю, процедура должна быть простой, без паранойи. Что нельзя распространять, должен регулировать список запрещённых книг. Пока книга в список не попала, её распространять можно. Штрафные санкции назначаются за распространение книг из списка. Как он формируется? Схема может выглядеть следующим образом. Если от потребителя получена жалоба, неважно, через Роспотребнадзор, прокуратуру или МВД России, она передаётся в Роскомнадзор и назначается экспертиза. В случае положительного заключения экспертов, книга попадает в список. После этого определяется срок (две недели, месяц) на удаление издания из интернет-магазинов, традиционной розницы, библиотек и т.д.

Если мы хотим почистить рынок, чтобы не было реально вопиющих продуктов, то обязательно должен быть список. Его держателем может стать Роскомнадзор, Минцифры России или Минюст России на основании экспертизы по аналогии с экстремизмом. Наказать за книгу, которой в списке нет, невозможно. Что касается последующих релизов, то думаю, что отрасль будет сама всё регулировать. Если издатель несёт расходы, которые не может вернуть, то больше ничего подобного он выпускать не станет.

Материал опубликован в номере март 2023