В последнее время много говорят о новых трендах в образовании. Цифровая трансформация, онлайн-обучение vs традиционное, индивидуальные траектории, коллаборации и партнёрства… Безусловно, мы живём в эпоху перемен. Но оказывается, ещё В.И. Вернадский писал о том, что со второй половины XIX в. российское высшее образование находится в фазе трансформации. Очевидно, что эта фаза не закончилась, а в последние месяцы ситуация обострилась с геополитической точки зрения. Как известно, Россия вышла из Болонского процесса.

Но что это означает на практике? Придётся ли отказываться от сложившейся многоуровневой системы подготовки, упразднять бакалавриат и магистратуру? Дискуссия на эту тему и по другим актуальным вопросам состоялась на X ежегодном форуме вузов «Будущее высшей школы»¹.

¹ Организатор — рейтинговое агентство «РАЭКС-Аналитика» при поддержке Российского союза ректоров.

БОЛОНСКАЯ СИСТЕМА: ПЛЮСЫ И МИНУСЫ

Открыл дискуссию ректор Университета ИТМО Владимир ВАСИЛЬЕВ:

— Болонская декларация провозгласила создание единого пространства высшей школы Европы. Но у нас почему-то Болонский процесс стали ассоциировать с бакалавриатом и магистратурой. На самом деле это было не целью, а средством. Известно, что, например, в Китае, в Японии, в Корее, в Индии Болонская декларация не имеет никакого отношения к национальному образованию, но тем не менее бакалавриат и магистратура там существуют. А мы в Университете ИТМО ещё за семь лет до Болонской декларации, в 1992 г., ввели систему бакалавриата и магистратуры.

В связи с этим моя позиция не изменилась: там, где достаточно серьёзно меняются парадигмы и подходы к подготовке специалистов, данную систему разумно сохранить. Это, в частности, сфера ИТ. Там, где рынок развивается медленнее, не так быстро меняются технологии, сложились устоявшиеся структуры (например, в военно-промышленном комплексе, медицинском образовании), эффективен специалитет.

Ещё два года тому назад Президент РФ выступил с идеей «2 + 2 + 2», и она поддерживается большинством ректоров. Такой подход, как мне кажется, может являться основой для российской национальной системы образования. Как она будет наполняться, это уже другой вопрос. Это должно быть решением непосредственно высших учебных заведений на тех рынках, где они работают.

Что касается скорости изменений, то на неё, по словам эксперта, будут влиять как минимум два фактора. Первый — поиск оптимального соотношения офлайн- и онлайн-образования. Второй — технологии персонификации образования, связанные с искусственным интеллектом (ИИ), в том числе с переходом к элементам сильного ИИ. Ориентировочный срок для этого — 2030–2035 гг.

Как отметил ректор ИТМО, университетское образование — это прежде всего постановка мышления, причём разного: критического, системного, креативного, дизайн-мышления и т.д.

— Эту сильную сторону российского высшего образования, конечно, ни в коем случае не надо упускать, и она должна быть фундаментом. Но подчеркну: развитие технологий и объём участия студентов в построении своей персональной траектории развития станут нарастать. К этому следует быть готовыми.

Что из Болонской системы имеет смысл оставить в отечественной высшей школе?

К разговору присоединился Николай КУДРЯВЦЕВ, президент Московского физико- технического института:

— Опыт показал, что система «бакалавриат — магистратура» достаточно хорошо работает и у неё действительно есть преимущества в тех условиях, когда происходят быстрые изменения.

Очевидно, что не только ИИ будет подталкивать нас к таким изменениям. Сегодня многие направления, которые раньше считались чисто техническими, становятся более широкими, в них появляется научный компонент. Да и геополитика вносит коррективы в работу. Сейчас в нашей стране необходимо разрабатывать основные компоненты, обеспечивающие жизнедеятельность. Это означает, что потребуются новые специалисты, инженеры, а вузы станут ориентироваться на разработку новых технологий, новых направлений внутри страны. Всё это потребует большего динамизма. Поэтому система «бакалавриат — магистратура» в тех направлениях, где она сейчас применяется, будет расширяться.

Безусловно, будут активно развиваться индивидуальные траектории: подготовка специалистов должна быть целевой и конкретной с учётом пожеланий работодателей. Индивидуальная траектория не означает, что студент сам всё выбирает. Ему надо дать такую возможность, но выбирать должны и его выпускающая кафедра, и работодатель.

Свою позицию представил Виктор КОКШАРОВ, ректор Уральского федерального университета (УрФУ):

— Я бы не абсолютизировал значение Болонского процесса. Он объединяет 48 государств, с исключением России и Белоруссии — 46. В мире же более 200 стран.

Поэтому участвуем мы формально в Болонском процессе или нет — это ни о чём не говорит. В любом случае мы соизмеряем те степени, которые присваиваются в российских университетах, с теми, что присваиваются за рубежом.

Соответственно нет смысла отменять бакалавриат и магистратуру просто потому, что это вдруг станет немодно. Мы будем на их базе развивать совместные программы с зарубежными университетами. Но там, где этого требует экономика, можно и нужно развивать программы специалитета. В УрФУ, например, около 8% всех студентов обучаются на специалитете. Все остальные — в бакалавриате и магистратуре. Если мы увеличим количество программ специалитета в два раза, это не станет революцией в системе образования.

Я не вижу здесь какой-то проблемы, серьёзного кризиса. Да, мы должны соотносить нашу систему высшего образования с тем, что происходит в экономике и социальной сфере, и вместе с работодателями, с профессиональными объединениями определять формат тех программ, которые для них же должны развиваться.

Если доля специалитета будет увеличиваться, то как быстро? И насколько велики будут усилия по перестройке учебного процесса?

Михаил ГОРДИН, и. о. ректора Московского государственного технического университета имени Н.Э. Баумана, убеждён, что ничего резкого в системе образования делать не стоит.

— На сегодняшний день, по статистике, примерно 25% студентов учатся на специалитете. По сравнению с бакалаврами и магистрами, думаю, их доля действительно будет увеличиваться, вырастут контрольные цифры приёма (КЦП) на специалитет, станут вводиться новые образовательные программы. Но если говорить о КЦП и бюджетном приёме, то эти программы будут запущены только с 2023 г. Поэтому есть время подготовиться.

По мнению ректора Финансового университета при Правительстве РФ Станислава ПРОКОФЬЕВА, по направлениям подготовки в вузе (экономисты, социологи, юристы, в меньшей степени специалисты в сфере цифровой экономики) трёхуровневая система: бакалавриат, магистратура, аспирантура — в целом является оправданной.

— Мы отслеживаем и карьерные треки наших выпускников, и заработную плату. Процент трудоустройства высокий, порядка 95%. В целом считаем, что эта система, а внутри неё индивидуальные образовательные траектории, которые могут быть гибко ориентированы на изменения рынка труда, в нашей сфере зарекомендовали себя вполне неплохо.

В то же время очевидно, что в ряде специальностей должен быть специалитет. Такие профессии у нас тоже есть, например таможенное дело. Но изменения всё-таки должны происходить не в угоду конъюнктуре, а на благо качества образования и науки.

Конечно, мы, так же как и коллеги, за поэтапное, эволюционное изменение. Но безусловно, трансформация нужна.

С точки зрения С. Прокофьева, один из самых больших минусов, которые принесла с собой многоуровневая система, — это инкорпорирование аспирантуры в третий уровень образования. Как отметил эксперт, произошёл сдвиг в мышлении многих аспирантов: в советское время основной целью аспирантуры была защита качественно подготовленной кандидатской диссертации, а сегодня акценты сместились. У тех, кто учится в аспирантуре в настоящее время, ключевая задача — получить диплом о её окончании.

— Если сравнивать период до внедрения Болонской системы и сегодняшний день, то количество поступавших в аспирантуру Финансового университета сократилось в четыре раза, а число защит — в десять раз. На мой взгляд, для восстановления воспроизводства профессорско-преподавательского состава необходимо вывести аспирантуру с третьего уровня обучения.

КОНТЕНТ В ПРИОРИТЕТЕ

Онлайн-обучение — ещё одно направление, попавшее под санкционную политику. До известных событий был хороший маркер: если курсы вуза размещались на Coursera, то с онлайн-обучением всё хорошо. Сейчас Coursera с нами не работает. Насколько онлайн-обучение продолжает быть актуальным и по каким каналам, в каких формах оно должно реализовываться?

Тему прокомментировал ректор НИЯУ МИФИ Владимир ШЕВЧЕНКО:

— Мы стали внедрять онлайн-обучение задолго до того, как начались пандемийные события. Конечно, пандемия придала этому большой импульс. Я убеждён, что будущее за смешанным форматом. Но что показала пандемия? В конечном счёте любое онлайн-образование может быть только дополнением к живому общению, к той деятельности, которая происходит в аудитории, в лаборатории здесь и сейчас. С этой точки зрения и пандемия, и последующие события продемонстрировали высокую ценность личностного фактора, усилили роль и профессиональную капитализацию тех преподавателей, кто способен заинтересовать своих студентов, быть для них ориентиром и ролевой моделью.

Что же касается конкретной платформы: Coursera, EdX и т.д., то это вопрос вторичный. Он носит в значительной степени технический характер, а первичен контент. Если у нас будут качественные курсы, то, уверен, международные партнёры найдут возможность быть к нему причастными. В связи с этим считаю необходимыми направить основной фокус наших усилий на создание высококачественного образовательного контента. Тогда окажется, что это лидерство довольно трудно оспорить какими-то формальными ограничениями.

К дискуссии присоединился ректор Российского экономического университета имени Г.В. Плеханова Иван ЛОБАНОВ:

— Что касается онлайн-курсов: очень важно понимать, что специалист характеризуется наличием знаний и навыков. Очевидно, что сформировать их только через компьютер достаточно проблематично. На самом деле ИT, которые нам предлагаются, не всегда являются ровно тем, что нужно. Осознание этого должно быть постоянным.

ПРИОРИТЕТ 2030

Ещё одна тема, которая сейчас крайне актуальна, — «Приоритет 2030». Когда программа стартовала, в Минобрнауки России отмечали, что это конкурс амбиций. Какие амбиции удалось реализовать, что в перспективе?

Как отметил И. Лобанов, безусловно, это серьёзная программа системной поддержки вузов и Плехановский университет вошёл в её базовую часть со стратегией создания университета предпринимательского типа, предполагающей формирование у студентов компетенций по созданию новых смыслов, продуктов и систем.

— Суть трансформации состоит в том, что мы перешли на систему высших школ в рамках нашего вуза и создали восемь таких подразделений. Кроме гуманитарного направления это ещё две школы: кибертехнологии, математики и статистики и инженерная школа по новым материалам и технологиям. Мы не ставим перед собой задачу создавать альтернативу техническому образованию, но для нас важны отрасли знания, которые коррелируют с основными направлениями социально-экономического развития и перспективами экономического роста. Например, химия, биохимия, технологическая безопасность, энергетика и др.

Что касается непосредственно вызовов «Приоритета 2030», то мы пошли по пути создания максимально комфортных для студентов условий. Считаем, что им следует предоставить широкий спектр возможностей для реализации тех знаний, которые они получают в вузе. Так, у нас в качестве выпускных квалификационных работ могут выступать исследовательские треки, стартапы, создание цифровых продуктов — поисковых систем и приложений. С точки зрения эксперта, задача-максимум «Приоритета 2030» — создание технологического задела.

— 99% участников «Приоритета 2030» — это классические и технические университеты. Плехановский университет стал единственным экономическим вузом, победившим в этой программе поддержки. Поэтому для нас открываются широкие возможности в отношении коллаборации с технологическими и техническими вузами, которые добавят компетенций нашим студентам.

Тему продолжила ректор НИТУ «МИСиС» Алевтина ЧЕРНИКОВА:

— На мой взгляд, в каждом конкретном вузе есть свои сильные стороны и конкурентные преимущества, а также лучшие практики. Если мы начнём друг с другом системно работать, то сможем эти практики масштабировать и, следовательно, повысить качество образования в каждом университете. Результат будет там, где есть сильный коллектив, качественные образовательные программы, связь с академическим и бизнес-сообществом.

На мой взгляд, сейчас в рамках сложившихся трендов возрос интерес к техническому образованию и персонификации обучения, поэтому нам необходимо развивать российскую академическую мобильность и сетевые формы образования, для того чтобы усиливать друг друга. Коммуникация между университетами пойдёт на пользу всей системе образования. Успех наших региональных филиалов основывается на постоянной системной работе с бизнес-партнёрами, которые не только вовлечены в научно-исследовательскую и инновационную деятельность, но и активно работают в организации образовательного процесса. Вместе с ними мы проводим ежегодный аудит образовательных программ, создаём новые, и не только по основному обучению, но и в рамках дополнительного профессионального образования. Система непрерывного образования развивается сейчас в каждом университете, и в связи с этим важно, чтобы на любом этапе развития человек мог прийти и получить необходимые ему знания и компетенции.

ВУЗОВСКАЯ НАУКА: ДОСТУП К ИНФРАСТРУКТУРЕ

Россия по итогам 2020 г. заняла четвёртое место в мире по расходам федерального бюджета на науку. Как изменилось в связи с этим качество материальной базы для исследований?

С точки зрения Н. Кудрявцева, прошедшие десять лет были благоприятными.

— Вузы и научные организации стали получать ресурсы на закупку научного оборудования, многие получили серьёзное оснащение. Другой вопрос — эффективность использования этого дорогостоящего оборудования. Я считаю, что у нас оно работает не оптимально. Мы видим, что разные организации закупают схожие приборы и они вполне могли бы устроить кооперацию, поскольку расположены в одних и тех же локациях.

Тему продолжил В. Шевченко:

— Безусловно, для университетов как научных центров чрезвычайно важно иметь доступ к современному оборудованию, и не так принципиально, где физически оно находится. Понятно, что есть элементы научной инфраструктуры, которые широко доступны и могут быть закуплены на рынках третьих стран или изготовлены без больших усилий. Но существует и уникальное оборудование, очень сложное, дорогостоящее, такое, как передовые литографы, например: их мы не можем создать в логике импортозамещения. При этом есть очень большой класс исследовательского оборудования, которое мы вполне можем изготавливать сами. Срочное определение перечня таких приборов, соответствующих номенклатур и линеек и запуск этих процессов — актуальная задача, которую предстоит решить в самое ближайшее время. Надеюсь, что уже в этом году Минобрнауки России выделит средства, и с 2023 г. проект отечественного научного приборостроения заработает на полную мощность.

ПУБЛИКАЦИОННАЯ АКТИВНОСТЬ

Представители технических вузов отмечают, что пока по поводу публикационной активности причин для беспокойства нет. А как обстоит дело в экономическом и финансовом направлениях?

Как отметил С. Прокофьев, проблема не в том, что Россию отключили от Web of Science, и даже не в том, что нас лишают источников научной информации. Она состоит в том, что экономический контент западные журналы зачастую формируют своеобразно.

— Если статья приводит к созданию негативного образа страны, то они готовы публиковать автора из этой страны. Если же мы пытаемся донести до международного научного сообщества элементы передового опыта России в продвижении тех или иных направлений, то такой контент не в почёте.

Тем не менее мы не приостановили ни публикационную деятельность, ни оценивание учёных по соответствующим показателям. Сохраняем и вознаграждения, что раньше выплачивали коллективам, авторам, и те требования, которые установили для избрания по конкурсу.

Конечно, меняются приоритеты в отношении стран и технологии оценки, в том числе мы используем отечественные разработки, чтобы мониторить публикации и аффилиации в иностранных научных журналах. Усилили публикационную активность в собственных научных журналах (их девять), занимаемся проработкой вопросов присоединения нескольких журналов с высоким импакт-фактором, находящихся в сложном финансовом положении.

Наши издания, которые индексировались в международных наукометрических базах, пока из них не исключены. Но как оценивать публикационную активность? Должна быть создана национальная система. Очевидно, что один индекс Хирша по Российскому индексу научного цитирования (РИНЦ) вряд ли станет объективным показателем. Поэтому сейчас на площадках Минобрнауки России и Государственной Думы идёт обсуждение, какой наукометрической системой пользоваться внутри России. Скорее всего, это будет гибридная система, включающая и ядро РИНЦ, и зарубежные публикации.

Проректор по научной работе Российского государственного гуманитарного университета Ольга ПАВЛЕНКО отметила, что рейтинговая политика в России имела некоторый имитационный характер: абсолютизация Web of Science и Scopus привела к тому, что и бюджетные средства, и гранты были завязаны на публикации в первом-втором квартилях.

— Наш университет имеет почти 120 партнёров из Европы, и они всегда удивлялись тому, что в России финансирование науки осуществляется в полной пропорции с Web of Science и Scopus: там такой абсолютизации нет.

В этом смысле очень важно обсудить, что такое национальная научная репутация. В ведущих странах она явно важнее, чем те же рейтинговые показатели. У нас до недавнего времени формально она была привязана к наукометрическим данным. Но очевидно, что научная деятельность этим не исчерпывается.

Мы знаем, что Web of Science и Scopus не фиксируют монографии, а это высшее проявление научных исследований. Известно, что в России сейчас фактически утрачен такой важный жанр, как научное рецензирование: у нас его подменили цитированием. Однако оно очень часто имеет и теневую сторону: есть договорные цитирования, существует накрутка цитирований и это не всегда корректно отражает характер того или иного научного исследования.

Рецензия человека с именем — это действительно чрезвычайно важно. Именно поэтому возникла идея создать общую интерактивную платформу, где бы публиковались научные рецензии и на зарубежные исследования, и на отечественные, но не закрытые, как в Scopus, а открытые. Важно подумать о том, какое место в системе оценки национальной науки должны занимать открытые рецензии, как создавать базу данных и как подходить к их качественному и количественному измерению.

Фото: РАЭКС

Опубликовано в номере июль-август 2022