То, об опасности чего никто особо и не говорил, свершилось: карета библиотечной Золушки превратилась… Нет, даже не в тыкву, она просто растаяла на глазах, оставив Золушку одну посреди пустынной дороги. Кучер-крыса и лошади-мыши, роскошное платье, взятое напрокат у доброй феи, и прочие атрибуты временного достатка враз перестали существовать. Так выглядит возможное последствие явления, которое с лёгкой руки юристов называют концом владения¹.

Возможное не значит неизбежное, однако сейчас это произошло. И раз уж так случилось, хотелось бы понять, есть ли выход из ситуации или российская библиотечная Золушка обречена теперь вечно стирать пыль с накопленных предыдущими поколениями «бумажных» фондов и подписывать контракты на покрытые такой же, только виртуальной, пылью полки отечественных ЭБС?

Автор Вадим Юрьевич КУРПАКОВ, член постоянного комитета Cекции библиотек высших учебных заведений Российской библиотечной ассоциации

¹ Перзановски А. Конец владения: личная собственность в цифровой экономике/ А. Перзановски, Д. Шульц. —М., 2019 — 352 с.

А ведь совсем недавно всё казалось не таким уж и страшным. Ну да, кто-то громко ушёл, несмотря на действующие контракты, кто-то сделал это тихо, по-английски, но доработав положенный срок, а кто-то и совсем по-свински, даже не вернув полученные денежки. Но ведь были и те, кто остался, и их было немало. Возможно, поэтому Министр науки и высшего образования РФ В.Н. Фальков в своём предновогоднем интервью так сказал о ситуации: «Надо признать, что появились новые ограничения. Некоторые — непреодолимые. Допустим, мы знаем с вами, что часть агрегаторов разного рода научной информации просто отказалась работать. Хотя доступ к абсолютному большинству научной информации мы обеспечиваем нашим коллегам. И в этом смысле опять же ничего критического в 2022 г. не произошло, просто лишь где-то мы изменили формат работы, где-то нашли другие источники информации, а где-то сделали ставку на себя, потому что понимаем: надо совершенно по-другому развивать отечественные научные журналы, оказывая им более серьёзную поддержку и продвигая их не только в России, но и за рубежом»².

² Глава Минобрнауки Валерий Фальков в интервью телеканалу ≪Россия 24≫ подвёл итоги года в области развития высшего образования и науки: пост // Правительство России: офиц. Telegram-канал. URL: https://t.me/government_rus/5871 (дата обращения: 04.04.2023).

Конечно, реконструировать взгляды министра по вырванным из отдельного интервью фразам занятие неблагодарное, хотя он практически повторил их в интервью ТАСС 8 февраля текущего года. В целом позиция взвешенная, как и положено мнению руководителя большого ведомства. Небесспорная, поскольку неясно, как именно обеспечивается доступ к абсолютному большинству научной информации и где можно найти другие источники. Но описание не так уж сильно отличалось от реальности, пока не пришли новости от ещё одних наших «теперь уже бывших партнёров» EBSCO и Wiley. Игнорировать положение далее стало не только бессмысленно, но и крайне вредно. Дело даже не в значимости тех или иных издателей/агрегаторов: в конце концов, есть ли в мире рыба крупнее Elsevier?! При должной степени владения эквилибристикой можно сидеть и на табурете с одной ножкой, правда теперь нет уверенности, что и эта, последняя, точка опоры продержится долго.

Однако есть один пункт, в котором трудно согласиться с министром, да и не только с ним. Что беглый, что внимательный взгляд на отечественные дискуссии о проблемах, возникших в системе научных коммуникаций, показывает наличие лишь трёх главных вопросов: где нам теперь публиковаться, как всё это измерять и как развивать издательство «Наука»?

Хорошим примером стала сессия «Российская научная коммуникация: как заменить иностранные информационные сервисы?» на декабрьском II Конгрессе молодых учёных в «Сириусе»³.

³ Деловая программа // Конгресс молодых учёных (1–3 декабря 2022 г., Федеральная территория ≪Сириус≫, Парк науки и искусства ≪Сириус≫). URL: https://xn--c1aenmeoia.xn--80aa3ak5a.xn--p1ai/program/ (дата обращения: 04.04.2023).

Примечательна она как тем, что на неё в качестве выступающей была официально приглашена сама госпожа Элбакян (!), так и тем, что слово «библиотеки» напрочь отсутствовало в лексиконе участников (необходимое примечание для библиотекарей, читающих этот текст). Легендарная создательница SciHub поразила слушателей весьма бессвязной речью и «новаторским» рецептом от всех болезней: вывести её ресурс из серой зоны, превратив цитадель научного пиратства в систему параллельного импорта товаров научной информации, а заодно и в национальную платформу для научных дискуссий и общероссийскую, слава богу не федеральную (!), систему поиска и индекса цитирования! Эти горячечные «информационные Нью-Васюки» стали единственным за полтора часа дискуссии упоминанием о напрочь забытой всеми проблеме, поскольку вышеупомянутый набор вопросов полностью очертил имеющуюся на сегодняшний день перед стейкхолдерами повестку.

Что это за подзабытая проблема? Безусловно, обсуждаемый круг вопросов крайне важен. И давно назревшая реформа отечественных научных журналов, и эффективная наукометрическая система, которая отвечала бы реальным задачам, стоящим сейчас перед российской наукой, а не служила бы каноническим примером действия закона Гудхарта, и даже развитие издательства «Наука»! Как бы в этом месте ни кривились в усмешке чьи-то губы, оно является последним крупным центром компетенций в области научного книгоиздания. Ещё недавно казавшаяся неизбежной потеря «Науки» была бы огромной и невосполнимой.

Так в чём же заключается особенность научной информации, делающей уход вчерашних друзей столь чувствительным? Главное её свойство — «импортоНЕзаместимость». Действительно, если Apple ушёл из России, то можно ввезти iPhone откуда-нибудь ещё, путями, которые и не снились лихим торговцам прошлых веков. Если коварные владельцы торговой марки захотят «превратить ваш iPhone в кирпич», то можно перейти на «дружественный» бренд. Наконец, если вражьи щупальца дотянутся и до него, скажем через операционную систему, то можно будет быстренько сварганить что-то своё, реанимировать YotaPhone или другое в том же духе. Выглядеть будет поскромней, работать — более сурово, но без связи и любимых соцсетей не останемся.

А чем можно «импортозаместить» научную информацию? Ответ пугающе однозначен: ничем! Во-первых, не существует физической и даже теоретической возможности производить всю научную информацию внутри одной страны, даже самой богатой и развитой. Для этого потребовалось бы монопольное владение всеми результатами научного труда всех учёных мира. Во-вторых, вся суть системы научных коммуникаций заключается в знакомстве с информацией обо всех чужих достижениях и открытиях. Это главное изначальное условие обязывает иметь доступ именно к тому, что происходит за географическими и политическими границами отечественной научной сферы. И никакая статья индонезийского или даже китайского автора не отменит необходимости знать, над чем работают и чего добиваются в процессе этой работы учёные из стран, ставших недружественными. По значительному ряду позиций получение точных и, что немаловажно, своевременных сведений именно о научных достижениях последних — наиболее приоритетная задача.

Что происходит с научным сотрудником, который по какой-либо причине, включая добровольный выбор, теряет доступ к работам зарубежных коллег? Наибольшую опасность в этом случае представляет скатывание в «туземную» науку. Скорость процесса будет существенно различаться в зависимости от научного направления: шекспироведы вполне могут прожить несколько лет без статей из Оксфорда, не утратив творческого потенциала, в иных отраслях гуманитарного знания этот срок может сократиться до года, а специалисты в прорывных технологических дисциплинах должны практически каждое утро начинать с мониторинга своего сегмента информационного пространства.

Когда произносят словосочетание «технологический суверенитет», то каждый понимает под этим нечто индивидуальное, поскольку общепринятое определение до сих пор отсутствует. Но когда рассуждают о его достижении, то едва ли кто-то из участников дискуссии жаждет «туземного» характера такого суверенитета. Все хотели бы, чтобы национальная наука выделялась в самостоятельную область науки мировой за счёт масштаба своих достижений, а не за счёт географической замкнутости.

Итак, одна из основных проблем, возникших в настоящее время перед российской системой научных коммуникаций, заключается в необходимости обеспечить неограниченный доступ к современному зарубежному научному и образовательному контенту в условиях, когда легальные возможности такого доступа перекрыты правообладателями. Именно так и никак иначе необходимо формулировать цель, и она должна иметь высшую степень приоритета. Но прежде чем начать разговор о конкретных задачах и возможных решениях, следует тщательно разобраться с причинами, по которым столь беспрецедентное перекрытие информационного «кислорода» вообще стало возможным и кто в этом виноват.

Когда автор данной статьи в 2018 г. сформулировал в шутку «эффект Золушки 2.0»⁴, то его вышеописанное действие имело реальные на тот момент основания: в условиях ограниченного одним годом лицензионного соглашения вуз может в одночасье лишиться доступа к почти всей значимой научной и образовательной информации, так же как Золушка в полночь лишилась кареты и сладкой жизни.

⁴ «2.0» в названии пришлось вставить из-за психологов, привычно использующих сказочных персонажей для описания всяких профессиональных мерзостей. Косметологи тоже не смогли пройти мимо Золушки и её преображения.

Так что речь шла не о пророчестве, сбывшемся теперь на наших глазах, а о вполне конкретном явлении, вызванном нестабильностью финансирования и неадекватностью расценок на подписки. Предположить, что доступ будет перекрыт сразу всем и ко всему (почти), было довольно трудно, поэтому никто такого и не предполагал...⁵

⁵ Пример оказавшегося в подобном положении Ирана был довольно красноречив, но на него не обратили внимания.

Однако причина, по которым такая опция существовала, и в том, и в нынешнем случаях абсолютно одинакова! Имя ей — конец владения.

Связанные с ним процессы развивались внешне малозаметно, но довольно стремительно. В сфере научной коммуникации их результаты видны особенно отчётливо. Ещё вчера мы покупали книги и всю оставшуюся жизнь делали с ними, что хотели, включая повторную продажу. Сегодня же мы не знаем, есть ли у нас право читать текст и сколько осталось времени, чтобы его реализовать (лицензионные соглашения не просто индивидуальны, но их условия часто меняются).

Конец владения покоится на трёх китах: технологии — деньги — право. В переводе на обыденный язык: техническая возможность — финансовая выгода от её использования — закрепление соответствующей прибыли на законодательном уровне, чтобы сделать её постоянной, а лучше вечной. Последовательность именно такая, хотя право в лице копирайта существовало задолго до рождения первого кита.

Технологическая составляющая — продукт цифровой эпохи во всех её ипостасях. Появление электронных текстовых форматов и возможностей для их мгновенного и неограниченного распространения запустило длинную цепочку событий, которые привели нас туда, где мы сейчас оказались. Только сделав продукт неосязаемым, виртуальным, можно полностью управлять его последующим использованием. Сколь банальной ни являлась бы эта мысль, это не избавляет нас от необходимости признать её фундаментальный характер и последствия: «дистанционно превращённый в кирпич» iPhone можно использовать по крайней мере в качестве кирпича или разобрать на запчасти (на этом даже построен огромный международный бизнес мусорщиков-утилизаторов), «отключённую» же статью невозможно использовать никоим образом.

Говоря о технологиях, нельзя забывать и о том, что они, как двойной агент, могут работать на обе стороны. Помимо опции установления тотального контроля доступа электронные форматы устраняют физические — а значит, также и географические, и политические — границы распространения. И у этого тоже есть последствия, например существенное облегчение неавторизованного, незаконного использования контента. Масштабы и успех детища А. Элбакян тому порука: представьте попытку провернуть нечто подобное в бумажном формате!

Другим последствием технологических сдвигов стало изменение финансовых моделей: денег на производство единицы контента теперь требуется намного меньше. Рассказы правообладателей о высочайшей себестоимости их продукции стоит оставить без внимания. Когда в смете совсем исчезают статьи расходов на полиграфию, логистику и операции с товарными остатками, это не может не привести к её существенному удешевлению.

Главная функция второго кита — возможность извлечь прибыль из ранее «планово-убыточного» контента. Теперь каждый текст может приносить свою копеечку, необходимо только соблюсти два условия. Во-первых, тексты надо собрать в большие, очень большие пакеты, чтобы микроскопический доход от каждой единицы смог сложиться в неприлично макроскопический доход издателя. А во-вторых…

Во-вторых, надо выпустить на простор третьего кита, до недавних пор брезговавшего планктоном научных публикаций. Речь, естественно, о копирайте. Набор положений авторского права, используемых в данном случае индустрией научных публикаций, прост и эффективен, как бейсбольная бита: необходимо обеспечить передачу исключительной лицензии от как можно большего числа создателей значимого контента на неограниченный срок, запретить все иные варианты его доступности, кроме собственных платформ, и отменить действие принципа исчерпания прав. Выплату каких-либо вознаграждений авторам упразднить за ненадобностью, а возможность покупки отдельных текстов или журналов сделать запредельно дорогой.

Таким образом, в сжатые сроки возникла система, аккумулирующая практически всю рецензируемую научную периодику. Параллельно центр тяжести максимально смещали в журнальную сферу для упрощения монетизации. Мы же не думаем, что принадлежность одной из двух основных наукометрических баз и самого большого платного научного портала (Scopus и ScienceDirect) одному и тому же владельцу просто случайность.

Логичным результатом стала стремительная монополизация отрасли. Лучшие куски мирового публикационного пирога поделили три — пять крупных издательств. Главный результат любой монополии — рост цен, но если в других отраслях подорожание обычно составляло десятки процентов, то в сфере научных публикаций оно вылилось в сотни буквально за пару десятилетий. И это при нулевых затратах издателей на изначальное создание контента и отсутствие роялти!

Данная информация в целом давно доступна, общеизвестна и приводится здесь исключительно с целью осмысленного ответа на вопрос: а где во всём этом геополитика? Исследуя причины, мы не сказали о ней ни слова, потому что её здесь нет. Вся ситуация является бизнес-историей в чистом виде и ничем иным. Конструирование гигантского виртуального тумблера, позволяющего при необходимости мгновенно отключить любого пользователя, будь то учёный, университет или целая страна, от доступа к большей части актуальной научной информации, осуществлялось с одной целью: обеспечить получение несколькими международными издательскими корпорациями постоянной сверхприбыли.

Конец владения — средство, благодаря которому можно заставить пользователя платить за один и тот же объект не единовременно, а постоянно, например ежегодно. Оно позволяет на законных основаниях покарать «непослушного» при недостатке у него финансов, коммерческом споре об очередном повышении цен или просто выкрутить руки с любой произвольной целью. Как оказалось, политика также может послужить триггером, но лишь по случайному стечению обстоятельств. В изначальные задачи системы ограничение геополитических противников, скорее всего, не входило.

Это крайне важный момент в осмыслении происходящего. Он означает, что, если снижение политических противоречий и может привести к возобновлению доступа, это никоим образом не отменит возможности ограничить его в будущем по иной прихоти правообладателей. Выстраивание долгосрочных стратегий научного развития без обеспечения стабильного использования актуальной научной информации будет изначально ущербным.

Международное сообщество осознало это довольно давно, по крайней мере с тех пор, как конец владения сформировал вышеописанную систему научных коммуникаций. Что ей было противопоставлено? Попыток в целом было много, но большинство из них имело вид стихийных региональных восстаний, вылившихся в демонстративный отказ от подписок. Среди повстанцев оказывались известнейшие университеты (Гарвард, МТИ), крупнейшие информационные учреждения (Библиотека Конгресса США) и даже страны (Нидерланды), но ни один из этих бунтов не привёл к полноценной революции и на систему в целом никак не повлиял: уступки издателей не носили принципиального характера.

Более значимыми оказались общественные движения, начало которым в 2002 г. положила Будапештская инициатива открытого доступа, а неким промежуточным итогом на текущий момент можно считать Plan S. Не вдаваясь в подробности, требующие отдельной статьи, отметим наиболее важные для нашей проблемы аспекты.

Все инициативы так или иначе пытаются «отгрызать» кусочки по краям большого издательского пирога, никоим образом не покушаясь на цементирующий всю систему святой Грааль — принцип исчерпания прав на проданный объект (точнее, его отсутствие для электронного контента). Данный принцип в полной мере действует в отношении печатных изданий, с которыми как с материальными объектами покупатель, он же новый владелец, может делать всё, что пожелает, за исключением копирования с целью дальнейшего распространения и тому подобных действий. В частности, на этом веками базировалось комплектование библиотек, а в общем, только так возможно формирование любой самостоятельной долговременной информационной системы.

В сфере интеллектуальной собственности (и не только!) переход от права владения к праву лишь всячески ограниченного пользования представляет собой мощнейший тренд, носящий без преувеличения планетарный характер и имеющий сильнейшее лобби. Мы последовательно избавляемся от частной собственности даже на автомобили и жильё (каршеринги и коливинги), что уж говорить про фильмы и книги. Бросить же вызов владельцам прав никто не решается даже в такой общественно значимой области, как научные коммуникации. Вопрос, на каком основании право на контент переходит к тем, кто его не создавал и ничего за него не заплатил, вообще не стоит на повестке дня или записан мелким шрифтом в конце пункта «Разное».

Следствием этой общей нерешительности стало излишнее уважение к сверхдоходам издателей. Уже первая упомянутая инициатива сама предложила им обходной маневр в виде золотого пути и взимания платы за публикацию статьи (APC). Возможность для издателей самим назначать произвольную цену делает всю попытку реформы довольно комичным предприятием. Никто не слышал, чтобы доходы лидеров рынка научных публикаций снизились с появлением открытого доступа, а вот сведения об обратном имеются.

Теперь настало время коротко взглянуть на ситуацию в России. Она характеризуется тем, что мы не только приняли правила чужой игры, не вдаваясь в подробности и не подвергая сомнению их необходимость и обоснованность. Мы ещё зачем-то распространили их на собственную систему научных коммуникаций, создав на пустом месте коммерческие ЭБС. Единственным отличием стал несколько иной подход к срокам лицензий, поскольку всё ориентировано в основном на быстро устаревающий образовательный контент. За короткий срок российские вузы пришли к тому, что практически перестали приобретать контент на условиях владения. Даже у федеральных университетов нередко можно встретить ситуацию, когда в фонд поступают лишь собственные издания и разнообразные «подарки», а вся научная и образовательная информация доступна исключительно на внешних платформах и по лицензионному соглашению сроком в один год. Это всё тот же внешний тумблер, который отключается независимо от пользователя.

Нельзя сказать, что попытки системного решения в отношении доступа к международным источникам не предпринимались. Централизованная (национальная) подписка на научные информационные ресурсы — довольно логичный выход из ситуации, несмотря на ряд неизбежных проблем. Главной из них было не отсутствие регулярности доступа (с этим постепенно справлялись) и даже не обеспечение его лишь для 5–10% российских вузов, что едва ли можно признать достаточным⁶.

⁶ Речь о доступе к электронным изданиям, ситуация с наукометрическими базами была несравненно лучше.

В системном решении в принципе не существовал план Б — комплекс мер, обеспечивающих функционирование отрасли в условиях внешнего ограничения доступа. А раз его не существовало, то и не было необходимости в ряде несложных действий. Не надо было обеспечивать нормальный процесс приобретения зарубежных печатных изданий, чтобы таможенное оформление каждой книги со всеми вытекающими прелестями не превращало конечную стоимость закупки в должностное преступление. А ведь книги и журналы, которые сейчас «физически» присутствуют на наших полках, никто не сможет ни отобрать, ни запретить читать. Не надо было разрабатывать российский аналог Рlan S или просто заимствовать его, раз уж мы привыкли брать чужие практики, особо не рефлексируя. Не надо было серьёзно заниматься возможностью покупки издательских PDF вместо временных доступов. И ещё длинный список того, что наше научное сообщество было не обязано делать. Но теперь этот путь придётся пройти, по сути выстраивая систему научных коммуникаций заново.

Проблема обеспечения для российской науки и образования неограниченного доступа к современному зарубежному контенту в условиях конца владения носит прежде всего правовой характер, и решать её необходимо с этой точки зрения, причём в кратчайший срок. Принципиально существуют только два варианта: либо восстановление права собственности пользователя на приобретаемый электронный контент, либо существенное ограничение прав его правообладателя. Однако возможности для исключительно правовых действий, переговоров и соглашений в настоящее время практически отсутствуют. Это не означает, что у нашей проблемы нет решений, а вот о том, какими именно они могут быть, речь пойдёт в следующей части.

Продолжение следует.

Материал опубликован в номере май 2023