Развитие глобального общества диктует необходимость активно использовать цифровую среду в традиционных отраслях экономики. И сфера интеллектуальной собственности не является исключением. Очевидно, что требуются новые решения и инструменты. Сегодня активно обсуждаются возможности технологии блокчейн — базы данных общего пользования, которая функционирует без централизованного руководства. Эксперты подчёркивают, что её использование обеспечит прозрачность трансакций и их множественное копирование, а данные будут надёжно защищены и верифицированы.

Несомненно, у криптовалют и умных контрактов большое будущее, однако насколько оно близкое? Как блокчейн-технологии могут быть применимы в книгоиздании, образовании, библиотечном деле? Как действует механизм обеспечения доступности, неизменности и защищённости данных? Какова роль распределённых реестров в борьбе с нелегальным распространением контента? Какие существуют риски при использовании блокчейна в сфере интеллектуальной собственности?

Эти и другие вопросы обсуждались в рамках дискуссионной площадки «Книжный блокчейн: мифы и реальность»*.

* Дискуссия была организована журналом «Университетская КНИГА» в рамках XXXI ММКВЯ при поддержке Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям.

ПРАВОВОЙ ЛАНДШАФТ

В настоящее время в России законодательного регулирования блокчейна не существует. Однако Президент Федерации интеллектуальной собственности (ФИС) Сергей МАТВЕЕВ пояснил, что текущее законодательство не препятствует использованию данной технологии.

— Это не атом, не химия, не что-либо ещё, ограниченное в гражданском обороте. В этом смысле всё, что зафиксировано в блокчейне, — публичная информация, которая хранится в обычных информационных системах.

В России готовится закон о цифровых правах, и речь идёт о правах, зафиксированных в цифровой форме с помощью технологии распределённых реестров, продолжил эксперт. По мнению С. Матвеева, законопроект не просто не помешает развитию этой сферы, но, наоборот, ей поможет.

— Типичная ситуация: правообладатель зафиксировал свои права с помощью блокчейн-технологии, потом возник спор, дело дошло до суда. Но судебные органы не умеют работать с такими цифровыми данными, хотя и обязаны рассматривать любые доказательства. Поэтому если в законодательстве появятся специальные оговорки об информационных системах, которые не допускают изменения и искажения информации, то судам общей юрисдикции станет намного легче. К слову сказать, Суд по интеллектуальным правам, который в России является кассационной инстанцией всех споров вокруг авторского и патентного права, в настоящее время уже стал узлом распределённого реестра IPChain. Компьютер стоит в суде и фиксирует всё, что происходит с объектами авторского права, внесёнными туда другими участниками сети.

Тему продолжил Генеральный директор АЗАПИ Максим РЯБЫКО.

— В настоящее время рассматривается несколько законопроектов, которые относятся не столько к блокчейну, сколько к криптовалюте; именно это и хотят урегулировать в первую очередь. Есть такое понятие, как денежный суррогат; позиция Центрального банка РФ — их создавать нельзя, но другие структуры имеют альтернативную точку зрения.

По сути, запись в блокчейне может фиксировать некий объект прав или эквивалент стоимости. Сама по себе технология не нуждается в законодательном регулировании. Просто есть проекты, которые за ней следуют, и блокчейн развивался именно потому, что появилось много участников финансовых трансакций, независимых друг от друга. Очевидно, что такая схема работает. Есть цепочка трансакций, и чем больше участников, тем более она независима.

На рынке интеллектуальной собственности краеугольный камень — его прозрачность. В частности, какой объём прав и у каких субъектов есть, когда они заканчиваются, кто является владельцем исключительной лицензии, кто — неисключительной, можно ли предоставить открытый доступ и т.д. Много вопросов связано со статусом произведения, сроками его правовой охраны. Здесь можно говорить о свободном использовании, о сиротских произведениях.

Концептуально мы стоим на развилке: у распределённого реестра есть и противники, и защитники. Первые говорят о том, что международное законодательство не связывает авторские и смежные права с регистрацией объектов. Автор не должен зависеть от отсутствия у него возможности провести процедуры, для того чтобы защитить свои права. Опасность состоит в том, что приоритет получат лица, которые могут себе позволить заплатить пошлину и т.п. Вторые заявляют о том, что правообладатели, которые монетизируют права, сталкиваются с абсолютно неоправданными препятствиями в их подтверждении. Типичный пример — разбирательства представителей музыкальной индустрии с социальной сетью «ВКонтаке», когда правообладатели чемоданами возили документы в суд, чтобы доказать свои права. Если бы существовал публичный реестр, это помогло бы решить множество проблем. Во-первых, не было бы вопросов относительно ответственности соцсетей и аналогичных сервисов проверять законность размещения контента. Когда есть публичная запись, всё прозрачно и очевидно. Во-вторых, для правообладателей была бы существенно облегчена процедура доказательства своих прав, в том числе при взаимодействии с представителями отрасли.

Что касается смарт-контрактов, то здесь с точки зрения законодательства необходимы серьёзные изменения, поскольку данная система не предполагает внесения исправлений. Это говорит о том, что институт недействительности и ничтожности сделок, который предусмотрен ГК РФ и всем мировым законодательством, по сути, прекращает работать. Неважно, почему это произошло, — обратно не вернёшь. Даже если суд признает, что запись должна быть аннулирована, технически это сделать невозможно. А если распределённая сеть будет независима, но более 50% её серверов станут контролировать крупные корпорации или иностранные правообладатели, аннулировать будет невозможно даже через судебные решения.

Однако технический директор компании «ЛитРес» Дмитрий ГРИБОВ заявил, что в документации, в частности касающейся ассоциации IPChain, существует возможность принять решение о том, что трансакция недействительна. Такие изменения имеет право вносить только участник, авторизованный в суде, после чего судья, заходя на сервер, может заверить это своей подписью.

М. Рябыко обратил внимание на то, что в таком случае возникает некий экстерриториальный принцип, когда решение российского суда превалирует над всеми другими. А блокчейн, по сути, наделяет какой-то ограниченный круг субъектов правом перезаписи трансакций. Это не совпадает с нормами международного права. Смарт-контракты — это механизм, дающий возможность создавать некие отлагательные условия, которые позволят системе аннулировать записи и вводить новые. Здесь важен симбиоз работы технических специалистов и юристов, которые смогут на высоком уровне продумывать многоходовые комбинации, уверен эксперт.

По мнению С. Матвеева, ситуация не уникальна.

— В сфере интеллектуальной собственности, если выйти за рамки книжного бизнеса, экстерриториальность — обычное явление. Вся система интеллектуального права регулируется либо национальными нормами, либо региональными. У нас даже объекты разные: например, в США алгоритм считается отдельным объектом права, а в России — нет, и, что делать с переходом объектов из одной юрисдикции в другую, тоже непонятно. Даже критерии патентоспособности за много десятилетий стали унифицированными, а критерии отказа в патентовании в разных странах различаются. Более того, ни в одной стране патентный реестр не является публичным правоустанавливающим инструментом. Это означает, что на сайте Роспатента или американского патентного ведомства в открытом доступе фиксируется, лишь что страна предоставила человеку то или иное право, не более.

Вопрос использования технологии распределённых реестров в патентном праве прокомментировал директор Федерального института промышленной собственности Юрий ЗУБОВ.

— Для нас очень важно реализовать ряд мер по сокращению сроков некоторых процедур, избавив их от вмешательства сотрудников и возможных коррупционных схем. Действительно, регулирующих документов пока нет, но в пакете нормативных актов программы «Цифровая экономика» есть законодательная инициатива, которая позволит осуществлять передачу прав на основе технологии распределённых реестров с использованием смарт-контрактов. Это будет реализовано в самое ближайшее время, уже есть поддержка Минкомсвязи России. Всероссийская патентная научно-техническая библиотека включает порядка 120 млн документов, это всё публичная информация. По большому счёту у нас другая задача: как эту информацию довести до граждан без потерь и в полном объёме.

К дискуссии подключился Генеральный директор Центра корпоративной правовой защиты Геннадий УВАРКИН.

— Действующее законодательство не мешает развитию технологий. В принципе законодательство вообще не должно касаться развития тех или иных технологий, кроме военных. Однако ведение реестра, создание биржи прав — это не проблемы технологии блокчейн, а вопросы реализации определённых задач и оформления тех или иных общественных отношений. Идея реестра объектов интеллектуальной собственности достаточно стара, а технология блокчейн позволяет вдохнуть в неё новую жизнь.

Например, в штате Делавер два года назад все действия, связанные с регистрацией юридических лиц, были переведены на технологию блокчейн. В случае эволюционного развития этот процесс происходил бы довольно долго. Волевое решение государства позволило оперативно решить проблему. Но здесь очень важен масштаб. Тот же реестр интеллектуальной собственности, если он будет реализован не в рамках отдельной индустрии, позволит решить много правоприменительных проблем, в том числе облегчить процесс защиты прав в судах, который сведётся к проверке в автоматизированном режиме наличия соответствующих записей. Но для этого нужно либо решение государства, либо воля подавляющего большинства представителей отрасли. Я вижу большой потенциал именно в государственном регулировании данной сферы.

Эксперт отметил, что в законодательстве об информации не хватает определения понятия «распределённые информационные системы». Без новой терминологии не заработают правовые механизмы, невозможно будет вести учёт записей, перехода прав и т.п.

РАСПРЕДЕЛЁННАЯ ИНФРАСТРУКТУРА: ТЕХНИЧЕСКИЕ НЮАНСЫ

Весной 2017 г. в России появилась ассоциация «Национальный центр обработки транзакций с правами и объектами интеллектуальной собственности» (IPСhain), а на Санкт-Петербургском культурном форуме был заключён договор между IPСhain и «ЛитРес». Какие цели и задачи преследовали договаривающиеся стороны? Каковы технические возможности распределённого реестра? Чем он может привлечь правообладателей?

По мнению Д. Грибова, блокчейн должен отражать лишь определённые трансакции.

— Мы договорились о том, что будем фиксировать переходы прав между авторами и правообладателями, обеспечивать общую прозрачность каталога. Но не думаю, что продажи потребителям или книговыдачи в библиотеках имеет смысл сохранять в блокчейне, по крайней мере в развёрнутом виде. Если все цифровые права будут содержаться в одной блокчейн-базе, то с ней работать станет тяжело. Даже если это будет государственный проект, на который затратят огромные ресурсы, он тоже не сможет нормально функционировать. Представляется маловероятным и то, что индустрия за свой счёт создаст подобную инфраструктуру.

Позицию коллеги прокомментировала вице-президент ассоциации IPСhain Валерия БРУСНИКИНА.

— Аналогичные вопросы возникали, когда мы начинали работать с музыкальной индустрией. Там правообладатели тоже говорили о прозрачности и целесообразности. Сейчас многие участники отрасли уже являются узлами IPСhain, в него включены десятки тысяч объектов по всей России. Основная задача — сбор данных по фонограммам: как и что используется. Уже сейчас статистика детализирована, прозрачна и доступна участникам рынка.

Относительно технической возможности хранения большого объёма данных: реестр IPСhain c точки зрения архитектуры устроен таким образом, что можно хранить в нём не только сами объекты, но и ссылки на те репозитории, где они находятся. Кроме того, IPСhain предполагает хранение информации в открытых каналах, а также создание конфиденциальных каналов с ограниченным доступом. Это касается коммерческой информации.

В настоящее время развёрнуто уже 11 узлов, среди которых ФИПС, Суд по интеллектуальным правам, все ОКУП, «Сколково», НИУ ВШЭ, компания «Фонмикс», Национальный реестр интеллектуальной собственности. Подписано более 30 соглашений с разными участниками рынка.

С. Матвеев добавил, что музыки в одном ресторане за вечер проигрывается на порядок больше, чем берётся книг в библиотеке: композиция звучит две-три минуты, а книга требует времени на прочтение. В IPСhain использована агрегированная модель. Например, компания «Фонмикс» с каждой точки списывает полный биллинг, точно так же как мы от сотовых операторов получаем счёт с детализацией по минутам. Детальный биллинг остаётся в «Фонмиксе», но хеш этого отчёта, подтверждающий его неизменность, приходит в IPСhain. Если какой-либо автор поинтересуется, легально ли воспроизводилась музыка в определённом месте в конкретное время, можно получить подробную статистику.

С долей скепсиса по отношению к технологии выступил заместитель генерального директора по информатизации РНБ Олег ШОРИН.

— Для начала определимся, что такое блокчейн. Это просто распределённая база данных. Такие реестры работают с 1960-х гг. Ажиотаж вокруг блокчейна возник потому, что придумали биткоин. А идея в том, что каждая следующая трансакция хранит в себе хеш предыдущей, присутствует в давно существующих реляционных базах данных. Возвращаясь к IPСhain: этот реестр публичный или приватный? И в том и в другом случаях найдутся минусы, которые разрушают всю идею. Если реестр приватный, то это ваше дело, что вы там храните и в чём, вы ведь это никому не показываете. Главное, чтобы было единое место, куда можно обратиться и получить нужную информацию. Где вы это храните: в шкафу, в файловой базе данных или в блокчейне, неважно. Но если вдуматься, то становится очевидным, что тот, кто контролирует более 50% узлов блокчейна, может изменять его как угодно.

В IPСhain 11 узлов. Честно говоря, количество не впечатляет. Всё это работает, потому что система закрыта. Как только она станет открытой, любой программист на Amazon, арендовав три десятка серверов, сделает на них копию IPСhain и дальше внутрь можно вносить любые изменения. Затем эти 30 узлов удаляются, но информация в реестр уже внесена и хранится у всех.

Возникает ощущение, что мы хотим что-то быстро начать использовать только потому, что это модно. Предполагаю, что через несколько лет блокчейн заменит блоктейблс. Блокчейн — одномерная система, блоктейблс — двумерная, это будет прогресс.

Основная задача заключается в том, чтобы все игроки системы договорились о единых правилах игры. Это может происходить где и как угодно, и блокчейн здесь ни при чём.

Не согласна с позицией представителя РНБ В. Брусникина.

— Если говорить о реляционных базах данных, то их хранителем является конкретное лицо или организация. Любая запись, сделанная в блокчейн-реестре, хранится в каждом из узлов участников. Чем больше узлов, тем надёжнее сеть. Безусловно, роль блокчейна сильно преувеличена. Но мы его используем исключительно как технологию, позволяющую хранить данные, прозрачные для всех участников и недоступные для изменения. Можно поменять всё что угодно, но это вопрос трудозатрат. Чем больше узлов, тем сложнее это сделать. Наша задача в том, чтобы все крупные правообладатели, агрегаторы были в сети IPСhain.

Коллегу поддержал С. Матвеев.

— Что касается надёжности: попробуйте поменять запись в Суде по интеллектуальным правам и одновременно в «Сколково», а затем ещё сходите в ФИПС. Когда мы интересовались, как оспариваются договоры, выяснилось, что первая экспертиза — на подделку подписи и печати. Сделать «левый» договор легко, а поменять трансакционную запись очень непросто.

Важный момент — переход прав. В отличие от патентов регистрации авторского права нет. Я могу объявить открытую лицензию, а потом продать это право. Издатель начал печатать книгу, а контент уже в Интернете. В этом смысле, когда крупные игроки и сервисы для авторов начнут всё фиксировать в блокчейне, смарт-контракты смогут в полуавтоматическом режиме проверять, не продано ли это, не объявлена ли открытая лицензия.

ИЗ РЫНКА В РЫНОК

— Конечно, в технологии блокчейн нет ничего нового, — продолжил С. Матвеев. — Спорить о том, когда она появилась, бессмысленно. Но именно сейчас она становится поводом к тому, чтобы технически поменять взаимоотношения игроков на рынке и обеспечить взаимодействие разных индустрий. Каждый может использовать её в своих целях. Кто-то — для того, чтобы зафиксировать право, кто-то — чтобы посчитать и сделать прозрачным использование объектов, а кто-то — для того, чтобы создавать продукты на смежных рынках. Простой пример: есть агрегаторы музыки и агрегаторы текстов. Завтра я напишу на данную музыку с каким-либо текстом песню и создам новый творческий продукт. Как заключить соглашения со всеми агрегаторами? Есть ли у них права на передачу мне текста или музыки, чтобы те стали частью нового произведения?

Очевидно, что, пока мы работаем в классической схеме прямых взаимоотношений «автор — издатель», блокчейн не нужен. Как только выходим за границы индустрии и начинаем использовать сложные синтетические объекты, это прекрасная технология, которая создаёт новый рынок и обеспечивает возможность легально меняться правами.

Похожая позиция у М. Рябыко.

— При всём многообразии контрактов очень сложно понять, к кому идти за легальными правами. В блокчейне можно договориться о номинальной стоимости, за которую правообладатель готов передать лицензию другому лицу для создания нового продукта. Автоматически пользователь акцептует некий прейскурант, и согласия правообладателя в данном случае уже не требуется. Хотя это определённый барьер для многих правообладателей, которые сами понимают, как распространять свой контент. Но действительно, когда мы говорим о смежных отраслях, такая модель сборки реально полезна.

Продолжение

Опубликовано в номере ноябрь 2018