Дмитрий Быков: 'Мне кажется, скоро появятся великие русские писатели, но доживет ли мир до этого?'

Поэт, критик, яркий публицист и писатель, активный общественный деятель Дмитрий БЫКОВ представил свою новую книгу «Советская литература. Краткий курс». В её состав вошло более тридцати очерков о советских писателях от Максима Горького и Исаака Бабеля до Беллы Ахмадулиной и Бориса Стругацкого. Почему не стоит отказываться от советской культуры, когда нам ждать появления следующего Льва Толстого, кто из современных русских писателей достоин Нобелевской премии, и для чего нужна литература – рассказывает автор книги.

bykov

— Дмитрий Львович, каково Ваше отношение в целом к литературе советского периода?

— С одной стороны, приходится всем говорить, что это было страшное время, и большинство произведений были нечитабельны, лживы; с другой, советская культура – это высшая точка развития идей русской классической литературы. Большинство идей соцреализма порождено, так или иначе, идеями Рахметова и Базарова. Вообще, русская культура количественно невелика. Она началась в XVIII в., и у нас мало что от неё осталось. Мы не так богаты, чтобы выбрасывать семьдесят лет. Кроме того, я продолжаю настаивать на том, что Советский Союз был высшей точкой расцвета русской цивилизации. Высшей точкой не в нравственном, оценочном смысле, а в смысле расширения возможностей человека. Интернациональная идея, идея светскости, идея научного познания, отказа от личного ради общего – всё это, возможно, в быту и тяжело, но это очень сильный стимул для литературы. Как говорили Стругацкие устами Редрика Шухарта: «Да, мы живём в дыре, но через нашу дыру сквозит будущим». Потому отказываться от советской культуры мы не можем. Не можем отказываться и от худших её образцов, которые очень показательны. Перечитать, например, «Кавалера Золотой Звезды» или «Семью Журбиных» весьма полезно. Это и замечательные высоты стиля, и замечательные глубины морального падения. Это интересно как феномен. Ну и не будем забывать, что Шукшин, Высоцкий, Стругацкие – это порождение советской культуры в её развитии. Трифонов, Платонов – это советская литература. Я написал гораздо больше, чем вошло в эту книгу. Думаю, мы будем делать второй том. А советских писателей, слава Богу, было много.

— По Вашему мнению, кто из современных российских писателей может приблизиться к получению Нобелевской премии?

— Я выдвигаю Ф. Искандера. Думаю, что Л. Петрушевская в высшей степени достойна, это действительно один из выдающихся прозаиков, ныне живущих. Вот, собственно, и всё. Это мои личные симпатии. Кто-то назовёт А. Битова, кто-то В. Маканина, но я бы дал премию Л. Петрушевской, потому что она, во-первых, очень активна, во-вторых, спорный писатель, даже с моральной точки зрения. С точки зрения того, насколько дозволена такая глубина и такая дерзость, она у меня самого вызывает иногда страшное раздражение, особенно это однообразие страдания. Она такой вот современный Леонид Андреев, а уж он Нобеля заслуживал на 100%. И мне кажется, скоро появятся великие русские писатели, потому что мы подходим к той части исторического цикла, которая будет похожа на 1860-е гг. Сейчас у нас такой 1852 г.: где-то уже живёт 25-летний Лев Толстой, обдумывается «Война и мир», где-то неподалёку уже и Достоевский, и Тургенев стишки пописывает или «Муму». Надо подождать пять-шесть лет – и у нас появится мощная литература нового прогрессизма, новой «оттепели», но вопрос, доживёт ли мир до этого, будет ли ему ещё что-то интересно…

— Считаете ли Вы, что плохие книги тоже нужно читать, потому что это формирует вкус?

— Плохие книги (и это есть даже в предисловии) гораздо полезнее для изучения эпохи. В хорошей книге слишком много видно автора, а в плохой – как раз эпоху с её болями, страданиями. Вот книгу «Иду к вам, люди», где девушка сначала общается с богемой, а потом поступает на завод, читать полезно, может, даже полезнее для историков, чем «Тридцатую любовь Марины», потому что это откровенно плохо написанная вещь. «Журбины» – одно из моих настольных, любимых чтений. Но не только потому полезно, что наглядно, доказательно, исторично, но и потому, что это очень смешно.

— Войдёт ли во второй том Чингиз Айтматов?

— Я знал Айтматова. И даже воспользовался, с его разрешения, одним ходом из «Кассандры» («Тавро Кассандры». – прим. ред.). Я тогда сказал ему, что «Тавро Кассандры» кончается неправильно. На что он ответил: «Вот ты тогда возьми и напиши, но сделай не вот так-то, а вот так-то». И тут же сымпровизировал замечательный ход, который показался мне очень дельным и которым я воспользовался. Я считаю его писателем великим, он невероятно мощный стилист. Одним из таких мощных шоковых моментов моего детства был «Пегий пёс, бегущий краем моря» – абсолютно условная история. Очень я любил «Буранный полустанок». Когда он появился в «Новом мире», мне было 12 лет. Айтматов сложный писатель, и я бы с удовольствием о нём написал. Но вряд ли о нём как таковом, потому что это слишком сложная космогония, но вот о книге «Тавро Кассандры» я бы написал с удовольствием. Несмотря на его азиатский сдержанный тяжеловесный облик, он обладал невероятной способностью быстро, остроумно и легко давать ответы на главные вопросы. Я, помню, спросил его однажды: «Что для человека благотворнее: всё-таки счастье или страдание?» Он сказал, что страдание в принципе неблаготворно. Благотворно о страданиях читать, для этого существует литература. Переживать их вредно и опасно. Поэтому литература должна быть как можно более трагической, чтобы в жизни всей этой дряни было как можно меньше. Я всегда стараюсь следовать этому совету.

Если учитывать безумный дефицит времени, который существует у школьников и у взрослых, кого бы Вы из современных русскоязычных писателей могли в своей иерархии назвать в первой пятёрке?

— Дефицит времени у школьника – вымысел школьника, на который не должен покупаться родитель. У школьника бесконечно много свободного времени. Я лелею надежду, что современная модель высшего образования – модель халявная – будет уничтожена. Будет построена другая, при которой между школой и институтом, как на Западе, не будет принципиальной градации. При которой исследовательские институты будут опекать, развивать отдельные школы, где ребёнок будет заниматься исследовательской работой. Для меня теория воспитания Стругацких до сих пор остаётся идеалом. Теперь, что касается «пятёрки». Почему «пятёрку»? В современной русской литературе очень много явлений, которые достойны пристального изучения. Из поэтов я назвал бы Михаила Щербакова, безусловно, Олега Чухонцева, Марину Кудимову, Игоря Караулова, Марину Бородинскую, которая пишет замечательные детские и взрослые стихи, очень серьёзные. Из прозы – Валерий Попов и Александр Житинский. Мне интересно всё, что делает Виктор Пелевин, и Захар Прилепин – тоже хороший автор. Куда бы его ни заносило, заносы его интереснее, чем трезвомыслие большинства остальных. Нас Господь не забывает – у нас хороших авторов штук пятьдесят можно назвать, не сходя с этого места. Потом я из каких-то корпоративных правил приличия обычно забываю фантастов, потому что хвалить своих грешно, но Михаил Успенский, Андрей Лазарчук, Сергей Лукьяненко, Вячеслав Рыбаков – это имена, которые бы сделали честь любой литературе в любое время. Мы очень богаты, поэтому фантастику надо изучать в школе. Тем более, когда я читаю литературу старшим классам, я замечаю их невероятный интерес к Грину, Беляеву, Стругацким. Они это глотают просто огромными порциями. Я считаю, что лучшая литература – это фантастика, потому что она, по крайней мере, хоть честно не делает вид, что всё описанное где-то когда-то имело место.

— Вы довольно быстро пишете, у Вас замечательный стиль. Вы пишете определённое число страниц в день?

— Нет, всё, что написано в этой книжке, обеспечено многократным пересказом на уроках. Уроки – очень хорошая шлифовка стиля, потому что большинство мыслей приходит через артикуляцию. Я вообще люблю преподавать, главным образом потому, что это позволяет глазами детей посмотреть на вещи и увидеть многие неожиданные аспекты. А сколько я пишу в день, это определяется во многом нуждами производственными. Надо сдавать колонки в номер и т.д. Обычно я пишу не больше четырёх часов, потому что если больше, то уже замыливается глаз, и начинаешь повторяться.


Рубрика: Литературная гостиная имени И. Сытина

Год: 2013

Месяц: Январь/Февраль

Теги: Дмитрий Быков