Писатель, публицист и поэт Дмитрий БЫКОВ представил книгу «Советская литература. Расширенный курс». В сборник вошли более 40 очерков о советских писателях (от Максима Горького и Исаака Бабеля до Беллы Ахмадулиной и Бориса Стругацкого) – «о борцах и конформистах, о наследниках русской культуры и тех, кто от этого наследия отказался».
— Дмитрий, что представляет собой Ваша новая книга?
– Большая часть очерков, составивших книгу, – это либо мои лекции, прочитанные в МГИМО, либо статьи для журнала «Дилетант», которые издаются уже два года. Эта книга – краткая энциклопедия наиболее популярных произведений советской литературы, мифов и легенд о них. То, что происходило при советской власти в литературе, включает в себя три слоя: официальную литературу, литературу неофициальную, или диссидентскую, и, наконец, литературу, которая стоит вне этих разделений, потому что она пыталась эту власть не замечать. Всё это порождает чрезвычайно интересные для нынешнего времени аналогии, дополняет контекст сегодняшнего дня.
— Какое лично у Вас сложилось впечатление от произведений советских писателей?
— Это довольно серьёзный вопрос. Литература очень часто читается с наслаждением, но это не гарантирует её качества. Я очень долго, лет 30, размышлял над вопросом, почему одну книгу хочется перечитывать, а другую нет. Ильфа и Петрова можно перечитывать постоянно, а Андрея Платонова прочитаешь один раз и не будешь к нему возвращаться, если ты, конечно, не специалист по Платонову. Я объясняю это так: видимо, если писатель испытывает наслаждение, когда пишет, это наслаждение передаётся читателю. Как сказал Борис Стругацкий о том, чем хороший писатель отличается от плохого – плохой получает удовольствие от процесса, а хорошему трудно. Недавно был издан сборник автобиографических записок советских людей. Так вот, один человек подробно описывает, что такое грабли, кто такой секретарь парткома, и это интересно читать, хотя это так глупо, так бессмысленно. Тем не менее чувствуется, что человек писал с наслаждением. Поэтому значительную часть советской литературы очень приятно перечитывать.
Следует отметить, что писатель может быть признанным при жизни и остаться классиком после смерти, как М. Шолохов. А можно быть абсолютно незамеченным при жизни и после смерти остаться таким же, как, например, Павел Улитин – на мой взгляд, выдающийся писатель. Я не знаю, от каких причин зависит попадание авторов в разряд культовых, вернее, знаю, но мне очень неприятно об этом говорить. К сожалению, в большой степени слава автора зависит от того, насколько он льстит читателю, насколько для читателя лестно выглядит идентификация с этим автором. М. Булгаков нам подарил красивое, изящное, очень удобное оправдание зла, он писал его для одного читателя – для Сталина, а оно случайно стало достоянием миллионов, и теперь все оправдывают зло по Булгакову. Поэтому Булгаков стал культовым писателем, а Платонов не стал. Платонов писал лучше, но не льстил читателю, а, наоборот, ставил его перед ужасными фактами.
— Можно ли распространить понятие «советская литература» на народническую литературу?
— Нет, нельзя, потому что народническая литература существовала в гораздо более мягких условиях. Советская литература должна была соответствовать очень жёсткому канону. Советский герой не умирает, а если и умирает, то за правое дело, он не болеет, не может после адюльтера пойти есть мороженое, как это происходит у И. Эренбурга в «Оттепели», – он должен пойти в партком и раскаяться. Это очень интересный этап советской литературы, он, наверное, уже никогда не повторится, даже диктат рынка гораздо мягче, чем существовавшие тогда каноны. И не стоит забывать, что, если вы не соответствовали канону, советская власть могла вас заклеймить и лишить профессии и заработка.
— Как Вы считаете, если бы не было императива, а советские писатели шли по пути самоорганизации, в их творчестве могли проявиться богоискательство, софиология?
— Софиология была до революции, тогда была искренняя попытка заменить «мужского» бога «женским», добрым. Но эта идеология прекратила своё существование в 1911 г. после разгрома В.И. Лениным каприйской школы. А литература развивалась бы по тому же пути, по какому шла подпольная советская литература, скажем, роман Даниила Андреева «Странники ночи» или подпольные тексты М. Булгакова. То есть это была бы литература мистическая. Огромный пласт советской литературы – это самодеятельные попытки человека объяснить себе картину мира. Советский человек Канта не читал, диалектику учил не по Гегелю, о Платоне что-то слышал, и пытается объяснить мироздание. Об этом и роман «Пирамида» Леонида Леонова, очень удачная, кстати, книга, и теория Панина, который был в лагерях вместе с А. Солженицыным. Однако надо сказать, что это очень мрачная и печальная тема.
— Как раскрывается тема войны в произведениях советских писателей?
— Эта тема очень непростая. Мы сознательно преуменьшаем значение Первой мировой войны, но и от неё шок был такой, что только через 10 лет после её окончания, примерно в 1928 г., стала появляться окопная проза, и самым популярным произведением был, конечно, роман Э. Ремарка «На западном фронте без перемен» – самая издаваемая книга в немецкой истории.
На самом деле военная проза бывает пяти видов, и это очень чёткая структура. Первый – это окопная, дневниковая проза, чисто фиксаторская, репортёрская. Второй – это проза пацифистская. Третий вид очень интересен. Это, к примеру, «В окопах Сталинграда» В. Некрасова – книга о том, что война делает с людьми нечто чудовищное, но за счёт этого из них получаются сверхлюди. Именно поэтому Сталин книге Некрасова дал премию второй степени. Из той же породы книга И. Эренбурга «Буря». Четвёртая разновидность военной прозы самая увлекательная – это военные приключения и военная авантюра. К этому виду можно отнести роман «В августе 44-го» В. Богомолова, книгу Е. Пшездецкого «Конец». И пятый разряд этой прозы – проза экзистенциальная, где сказано, что война – это всего лишь обострённый случай человеческого существования, на самом деле человек воюет всё время. Классический пример – Василь Быков, это проза предельных ситуаций, когда война описывается как некое испытание человеческой природы. Сюда же относятся гумилёвские «Записки кавалериста».
Советская литература чаще всего практиковала третий вид: были просто люди, а стали сверхлюди. Где-то на стыке жанров – проза В. Гроссмана, по пафосу своему скорее всё же пацифистская.
— Что Вы можете посоветовать молодому поколению, для того чтобы познакомиться с советской литературой?
— Молодёжи нужно начинать с В. Шаламова, с платоновских рассказов – «Июльской грозы» и «Цветка на земле», с рассказов вообще – это очень короткая и очень сильная проза. Советская литература вообще сильная, как медведь, и примерно такая же цивилизованная.
— Какие книги Вы можете рекомендовать из советской и мировой литературы?
Всегда рекомендую своим студентам пять книг, которых совершенно достаточно, чтобы быть образованным человеком: это «Легенда об Уленшпигеле», «Повесть о Сонечке» Цветаевой, «Исповедь» Блаженного Августина, «Потерянный дом» Александра Житинского и «Человек, который был четвергом» Г. Честертона. Иногда я включаю в этот список «Анну Каренину», смотря по настроению. Ещё я бы, наверное, добавил «Луговую арфу» Трумена Капоте.
Не пренебрегайте советской литературой, потому что в ней гораздо больше про наше время, нежели в литературе сегодняшней. Тогда проще и приятней было говорить правду.
Рубрика: Литературная гостиная имени И. Сытина
Год: 2014
Месяц: Сентябрь
Теги: Дмитрий Быков