С 26 по 29 апреля более 250 тыс. руководителей и специалистов образовательных организаций, органов управления образованием, представителей бизнеса, учащихся и их родителей посетили онлайн-мероприятия Московского международного салона образования.
Безусловно, самой актуальной стала тема массового перехода образовательных учреждений в онлайн. Представители профильного ведомства и ведущих вузов страны обсудили направления трансформации всех образовательных и управленческих процессов, развития основного и дополнительного профессионального образования в дистанционном формате, ускоренного обучения специалистов для регионов, а также сотрудничества вузов и работодателей в сложившихся условиях.
В официальном открытии салона принял участие Министр науки и высшего образования РФ Валерий ФАЛЬКОВ. В частности, глава профильного ведомства отметил:
— Наверняка мы запомним эту весну как время серьёзной цифровой трансформации, а для кого-то она станет временем возможностей. Строго говоря, всё зависит от нашего взгляда на образование, от желания меняться, от отношения к тому, что происходит и как мы в этом участвуем. Вынужденный переход в онлайн многое изменил в жизни, и это не только и не столько про технологии. Если посмотреть вглубь, то это серьёзные культурные сдвиги, касающиеся поведения преподавателей и студентов, их отношения к университету, к образовательной деятельности. Знания и навыки, которые раньше были востребованы единицами, теперь становятся актуальными для десятков тысяч преподавателей вузов. Это умение держать эфир, владеть гарнитурой, помнить про освещение и хронометраж, не выпадать из кадра, настраивать звук, хотя бы немного разбираться в цифровых платформах и инструментах. Лучшие из них безо всякого преувеличения сегодня превращаются в режиссёров и продюсеров своих курсов.
Чтобы разобраться в ситуации, важно общаться и вместе определять будущее российского высшего образования. Надеюсь, что у коллег появятся плодотворные идеи, возникнет заинтересованное обсуждение, что в конечном счёте позволит взять в будущее всё лучшее, что мы накопим в это непростое время, и тем самым сделать российскую высшую школу самой привлекательной в мире.
ВЫЗОВЫ И ПЕРСПЕКТИВЫ
Вернётся ли высшее образование после эпидемии в докоронавирусный формат? Если нет, то что ждёт вузы?
По мнению заместителя министра науки и высшего образования РФ Дмитрия АФАНАСЬЕВА, есть два негативных сценария, которые не следует допускать. Первый — когда студенты и преподаватели, пережив сложный период, решат вернуться и учиться по-прежнему. Второй — когда вузы, спохватившись, начнут на скорую руку клепать плохие онлайн-курсы, чтобы закрыть дефицит имеющихся дистанционных ресурсов.
— Это две крайности, между которыми мы должны найти решение. Никто не говорит всерьёз о том, что лекционно-семинарская форма умрёт везде и сразу. А вот каким будет новое, смешанное, обучение, как оно интегрирует вариативность учебного процесса, индивидуальные образовательные траектории и групповую работу, станет развивать так называемое адаптивное обучение — здесь огромный простор для дискуссии.
Как отметил ректор НИУ ВШЭ Ярослав КУЗЬМИНОВ, высшее образование в старый формат не вернётся по одной причине: сопротивление новому обычно основано на том, что его не пробовали, к себе не применяли. Однако уже сегодня 90% преподавателей и 100% студентов реально работают в цифровой среде.
— Психологический порог преодолён, и будущее окажется другим. Все поймут, что образование не делится на очное, вечернее и заочное, варьируется не по месту его получения, а по интенсивности включения в него преподавателей и студентов.
Можно дремать на лекции, играть в «морской бой» на семинаре, а можно очень эффективно работать онлайн. 36% студентов говорят о том, что они стали гораздо интенсивнее заниматься. Это очень важный результат.
Как мне кажется, будут четыре основные опции.
Первая — собственно онлайн-курс, которых у нас пока очень мало. В Китае 24 тыс., у нас порядка 1 тыс., и этим всё сказано. Вторая — смешанная форма обучения, когда онлайн-курс замещает только лекцию, а всё остальное в традиционном формате. Третья — онлайн-конференция, которую уже почти все освоили. Четвёртая — использование цифровых библиотек, тренажёров и симуляторов, которых тоже мало. В НИУ ВШЭ принято решение о замещении всех лекций онлайн-курсами в течение пяти лет. Сейчас используем 500 онлайн-курсов, из них только 110 собственных. Недавно учёный совет принял решение о том, что 25% курсов с 1 сентября будут реализовываться в онлайн-формате для всех четырёх кампусов вуза: в Москве, Санкт-Петербурге, Нижнем Новгороде и Перми. 10% курсов станут открытыми, и мы будем дополнительно туда записывать коллег из других университетов.
К дискуссии присоединился ректор РАНХиГС Владимир МАУ.
— Образование — направление достаточно консервативное, и революции здесь происходят постепенно. Пандемия обусловила резкий скачок. По поручению Минобрнауки России мы проводили опрос среди 30 тыс. преподавателей, и 98,2% утверждают, что полностью перешли на дистанционный формат.
Опыт показывает, что нет ничего нового: есть хорошее образование и не очень. Дистант не исправляет ошибок; он помогает стать лучше и эффективнее хорошему образованию, но не плохому. Сейчас начнётся перераспределение студентов, которые будут по-разному стремиться получать качественное образование. В какой-то мере онлайн подобен ЕГЭ, который открыл двери хорошим студентам в лучшие вузы.
Практически все вузы перешли в онлайн, но обратная связь от студентов и преподавателей свидетельствует о том, что данный формат не совсем такой, как в идеальном представлении. Даже в ведущих университетах: Кэмбридже и Стэнфорде — преподаватели просто выкладывают в Интернет рукописные лекции или фотографии учебников. Какие вызовы будут наиболее актуальными для системы высшей школы в кратко- и среднесрочной перспективе?
Д. Афанасьев считает, что не стоит переносить условия форс-мажора, которые сейчас переживает вся система, на новую реальность: она ещё не возникла. В связи с этим первый вызов интеллектуальный. Отталкиваясь от опыта, который получили вузы, нужно сконструировать новую, смешанную, систему образования. Это потребует решения дидактических и методических вопросов. Второй вызов — технологический. В форс-мажорном эксперименте вскрылись определённые дефициты, сложности, узкие места, связанные с системой коммуникации, серверами и т.д. Эти проблемы нужно будет системно и последовательно решать. Третий вызов — экономический: ситуация вызвала новые затраты и сократила доходы. Четвёртый — управленческий. Важно не проявить административную близорукость, погрузившись в решение сегодняшних технических и экономических проблем, а задать вектор того, что мы возьмём с собой в новую реальность. На пересечении этих четырёх вызовов будет определяться новая норма, по которой предстоит работать.
По мнению Я. Кузьминова, традиционный для образования вызов качества трансформируется сегодня в вызов открытости, готовности брать чужой контент, включаясь во внешнее взаимодействие. Действительно, как ЕГЭ перераспределило абитуриентов по вузам с точки зрения качества, позволив регионалам поступать в ведущие университеты, так «цифра» приводит к постоянному перераспределению отдельных курсов, к сопоставлению качества обучения. Так что для вузов это вызов участия в ежедневной конкуренции, а не только в летней, когда абитуриенты поступают по ЕГЭ.
В. Мау предлагает не забывать о традиционных вызовах, стоящих перед образованием в цифровую эпоху. Это динамизм технологий и рынка труда.
— Никуда не исчезла ситуация, при которой студент, поступающий на первый курс, в значительной мере ещё не имеет представления о тех специальностях, которые будут актуальными, когда он вуз окончит. Второй вопрос — это, конечно, конкуренция в образовании, причём не только межвузовская, международная, но и межотраслевая, потому что многие компании выходят на рынок образования, предлагают свои услуги, и сейчас этого станет ещё больше. Кроме того, есть вызов психологический: притом что 98% преподавателей перешли на дистант, субъективный индекс неприятия, т.е. желания вернуться, у 88%. Наиболее принимающие новый формат — преподаватели компьютерных наук в военных вузах. Но даже среди них индекс неприятия лишь на 10% ниже — 79%.
НОВАЯ МОДЕЛЬ ПРЕПОДАВАНИЯ И ВОПРОСЫ КАЧЕСТВА КОНТЕНТА
По оценке Я. Кузьминова, несмотря на свершившуюся цифровую революцию, преподаватель прежде всего должен оставаться учёным или лидером профессиональных проектов, включённым в коллективы, выходящие за рамки своего вуза.
— Сейчас в ведущих университетах мы сталкиваемся с атомизацией групп преподавателей в пользу международного сообщества. Человек меньше общается с коллегами из собственного департамента, а больше — в своей сетке исследований. Основной вызов для преподавателя мы называем «1 к 12». У нас на одного преподавателя приходится минимум 12 студентов, педагоги читают в основном четыре разных курса далеко не в рамках специализации, а иногда и до 10 курсов одновременно. Это уровень техникума: людей просто принуждают заниматься не своим делом. Внедрение «цифры», онлайн-курсов, записанных признанными учёными, позволяет преподавателю возвратиться в исходное, гумбольдтовское, состояние: исследование, взаимодействие с коллегами и со студентами. И конечно, новая модель должна отвечать на психологические проблемы самого преподавателя. Им не нравится читать курсы, по которым они не могут знакомиться с современной литературой, поскольку не хватает времени. Это, к сожалению, реальность, и с ней сталкиваются даже неплохие университеты.
Коллегу поддержал В. Мау.
— Преподаватель в моём понимании должен быть учёным или практиком. Для нас практики особенно важны, ведь 2/3 студентов и слушателей академии являются действующими управленцами. Фундаментально университет — это место, где не просто работают учёные, но есть небольшая, однако критическая масса людей, которые занимаются тем, что считают правильным, никому этого не объясняя. Настоящий учёный всё равно не будет работать впустую. Университет складывается там, где есть эффективные учёные, создающие ядро преподавания. При этом очень важно иметь комплекс разных качеств и квалификаций. На мой взгляд, должна усилиться роль ассистентов, которые в цифровой среде станут помогать ведущим учёным осуществлять их миссию. Этим успешно могут заниматься студенты старших курсов и аспиранты, что создаёт механизм непрерывности формирования кадров и поддерживает студентов, особенно в условиях кризиса.
Сегодня выясняется, что качественные онлайн-продукты нужны не просто для галочки в отчёте или как повод для рекламы университета. Что следует предпринять для улучшения онлайн-контента после окончания эпидемии?
Дистанционные технологии — это не панацея от всех бед современного образования, а лишь способ упаковки и доставки контента, считает Д. Афанасьев.
— В этой части основная сложность — низкий уровень вовлечённости студентов и преподавателей, их мотивированности. Известно, что коэффициент потери числа обучающихся на онлайн-курсах очень высок. Поэтому главная проблема современного образовательного процесса в том, что профессор конкурирует со смартфоном, на котором не всегда находится онлайн-курс. Важно создавать вовлекающий, интерактивный контент. Министерство будет поддерживать выработку стандартов такого рода онлайн-курсов и дистанционного обучения. Тогда мы попробуем ответить на вопрос, как быть интереснее смартфона.
Собственным мнением поделился Я. Кузьминов.
— Первое, что нужно сделать, — выяснить, какие образовательные поля вуз отказывается возделывать сам. Это абсолютно рационально, так же как аутсорсинг хозяйственного обслуживания университета. Необходимо понять, от чего вы готовы отказаться, чтобы сосредоточить усилия на чём-то другом. Второе — определить категорию курсов, которая позволит вырастить преподавателей, входящих в научную школу ведущего учёного. Третье — оценить, какие курсы, симуляторы, другие цифровые продукты вы можете предложить на рынок, где у вас есть методические преимущества. Это позволит расширить рынок для вуза, увеличить его доходы. Высвобождение ресурсов в результате образовательного аутсорсинга позволяет концентрировать интеллектуальные и финансовые ресурсы на исследованиях и разработках.
В. Мау подчеркнул, что развитие современных образовательных технологий предполагает в том числе усиление степени свободы педагогов: индивидуальные форматы общения, свободу в выборе способов обучения, персонализацию траекторий.
— В данных условиях мы не можем традиционную жёсткую модель стандартов распространить на онлайн-образование, это будет явное снижение качества. Говоря о контенте, важно отметить, что существуют технологии, обеспечивающие индивидуализацию образования. Мы уже лет 15 внедряем симуляторы, проводим российские и мировые чемпионаты по управлению компанией, регионом. Это те виды новых технологий, которые приходят в образование.
Тем не менее вопреки трендам наши топовые программы мы планируем проводить в очном формате. У нас есть программа для заместителей министров, вице-губернаторов, топ-менеджеров корпораций по цифровой трансформации, и даже она проходит в значительной мере очно, потому что им необходимо общаться друг с другом.
СОЦИАЛЬНЫЕ ЗАДАЧИ И РЕШЕНИЯ
В одном из исследований Института образования НИУ ВШЭ говорится о том, что в короткой перспективе возможен дисбаланс качества абитуриентов и ожиданий вузов. Растёт разрыв между студентами из разных социальных слоёв. Какими могут быть решения?
Д. Афанасьев уверен: разрыв в цепочке между средней и высшей школой, потеря качества на границе уровней образования во многом обуславливает дальнейшую учебную неуспешность студентов.
— Не ограничиваясь баллами ЕГЭ, университетам важно понимать, в каких сферах необходимо компенсировать дефицит знаний в рамках первого учебного года. Инструменты такой догоняющей компенсации вполне могут быть онлайновыми. Ведущие вузы могли бы предложить подобного рода продукты для широкой университетской сети. Что касается долгосрочной перспективы, то забота о том, чтобы через цифровые технологии формировать нужное качество, становится задачей номер один. Для ряда направлений подготовки это обсуждается уже сейчас, например в инженерном и медицинском образовании крайне сложно перенести контент в онлайн-формат. Очевидно, что будут разные пропорции, разные формулы. Важно увидеть сквозные тренды, и мы им придадим характер методических рекомендаций для организации обучения.
Я. Кузьминов обозначил три основные проблемы.
— Первая — социальное неравенство. ЕГЭ обеспечивает справедливость, но не даёт равенства. У нас на бюджетных местах учатся в основном выходцы из обеспеченных слоёв населения, а платят представители самых малодоходных семей. То есть образование не выполняет роль социального перемешивателя, что является во всех странах ключевым элементом объединения общества, ощущения справедливости в широком плане. В ближайшее десятилетие с этим нужно что-то делать, иначе российское образование будет социально нестабильным и раздробленным. Необходимы программы поддержки абитуриентов из социально уязвимых семей. «Вышка» начала это делать в прошлом году: мы определили 120 человек на программы, где ключевым критерием отбора является социальный статус родителей. Это неполные семьи, те, где один родитель или оба не имеют высшего образования, малые города и т.п. Конечно, процесс отбора сложный, потому что он не может иметь только формального характера. В этом году мы, несмотря на кризис, расширим её в два раза. Делает это вуз за свой счёт, потому что соответствующие изменения в законодательство ещё не приняты. «Цифра» обеспечивает возможность доступа к лучшим технологиям для студентов с худшей социальной защищённостью, но проблему нужно решать в принципе — менять программу входа на бюджетные места.
Вторая проблема — неоднородность аудитории по качеству. Самое плохое, что может быть, — это когда университет берёт на одну программу людей, которые имеют подготовку разного уровня: на 10 бюджетных мест с 70 баллами ЕГЭ, на 25 платных — с 35–50 баллами. Эти студенты учиться вместе не могут, и не лучшие тянут худших, а наоборот. Как результат, мы имеем проблему массовых экономистов и юристов. Такая массовость не только следствие плохого преподавания — это ещё и неумение селектировать аудиторию. Следует исключить такое отношение к платному студенту, когда он приносит дополнительные средства и неважно, какие у него знания. В технологических вузах за деньги принимают на обучение профессии инженера людей, которые на это не способны, и ряд из них получает дипломы.
Третья проблема: нам нужно не забывать, что в России очень короткая общеобразовательная школа. С учётом длинных каникул и 11 классов вместо 12 мы не доучиваем 2,5–3 года. Обязанности старшей школы выполняет бакалавриат российских вузов. Перегруженность общеобразовательными предметами базового бакалавриата создаёт опцию, при которой мы относимся к нему как к этапу социализации, крайне желательному для всех, но не обязательно связанному с профессиональными компетенциями. Можно выделять на это два года, как предложил Президент РФ, или развивать предуниверсарии, как это делают в Москве. Вуз опускается в школу и начинает втягивать людей в эту повестку на уровне 9–11-го классов.
В. Мау предложил не драматизировать ситуацию, поскольку абитуриенты всегда были разными. Есть мотивированные, есть бездельники, но это не связано с социальным статусом.
— У нас все последние 10 лет существенно меняется отношение к образованию: от услуги к инвестиции. Есть ещё одна тенденция, которая несколько обнадёживает. Всё больше абитуриентов приходят с баллом ЕГЭ, позволяющим поступить на бюджетные места, и заключают договор на платное образование, поскольку не желают ждать и хотят иметь больше выбора. Здесь важен механизм скидок и бонусов, потому что для людей возникают в том числе и налоговые последствия. Сегодня вузов много, все они разные. Но путь к успеху что в XVIII в., что в двадцать первом один — хорошо учиться и много работать.
Очевидно, что доходы университетов будут снижаться, многие уже сейчас говорят о возможном риске сокращения штата сотрудников. Какие шаги предпринимает министерство и сами вузы?
Ситуацию прокомментировал Д. Афанасьев.
— Мы прогнозируем выпадающие доходы по системе высшей школы, по отдельным вузам и оцениваем внеплановые затраты, кассовые разрывы. Комплекс мер, безусловно, потребуется, он будет носить централизованный и точечный характер. Но не хотелось бы, чтобы вузы этим воспользовались и какие-то свои финансовые недоработки списали на кризис. Будем разбираться, и это повод для университетов повысить качество финансового менеджмента. Конечно, на первом месте сохранение кадрового потенциала, потому что кризисы приходят и уходят, а высшее образование остаётся.
Другое направление поддержки — помощь самим студентам, особенно из социально не защищённых слоёв.
Университет ни в каких обстоятельствах не должен избавляться от учёных — от людей, которые составляют его интеллектуальный капитал, — такова позиция ректора НИУ ВШЭ.
— Если такое происходит, то это уже не кризис, а академическая трагедия. Надеюсь, до этого не дойдёт. Кадровая реструктуризация происходит постоянно, но по содержательному принципу. Одни заканчивают свой путь и уходят, а другим неинтересны исследования, которые они ведут. Что касается работы со студентами, которые выйдут на рынок труда, то мы взаимодействуем с компаниями. По всей видимости, сейчас можно говорить о такой форме, как субсидируемая государством стажировка студентов в крупных компаниях. Это достаточно безопасная форма для работодателей и полезно для студентов, даже если потом компания их не возьмёт.
Завершая дискуссию, В. Мау отметил, что нынешний кризис особенно сложный, потому что он не экономический по своему источнику. Однако отечественная вузовская система продемонстрировала достаточно высокую степень адаптивности.
— Два важных принципа: нельзя экономить на людях, на педагогах, это то, благодаря чему существуют университеты, и на современной цифровой инфраструктуре. Люди и «цифра» — инвестиции в будущее, это важнейшая задача, стоящая перед ректорским корпусом и министерством.
Рубрика: Острая тема
Год: 2020
Месяц: Июнь
Теги: Валерий Фальков