Масштабы происходящих в последние десятилетия изменений и их глобальный характер провоцируют использование революционной терминологии. В результате пространство вокруг нас заполнено различными революциями, сферы деятельности которых многократно пересекаются: мы уже смирились с четвёртой промышленной, осмысливаем цифровую, одновременно пытаясь понять, где именно она граничит с информационной, и совсем отчаялись разобраться, в чём же суть их гибридов.

В настоящее время библиотеки вообще и университетские библиотеки в особенности находятся в стадии постоянной трансформации, носящей подчас столь стремительный и неожиданный характер, что к ней применяют не свойственный книжному миру термин «турбулентность». Поскольку эти процессы не только продолжаются, но и ускоряются, их исчерпывающие описание и систематизация — трудновыполнимая задача. И всё же анализ основных тенденций позволяет выделить как структуру изменений, так и некоторые закономерности.

Автор Вадим Юрьевич КУРПАКОВ, директор Издательско-библиотечного центра Балтийского федерального университета имени И. Канта

Практически для всех стало очевидным, что революция в книжном мире в последние десятилетия носит технический характер и связана с появлением электронных изданий. Этот несомненный факт сбивает с толку большинство исследователей, заставляя их концентрировать внимание на набившем оскомину вопросе: что приятней читательскому слуху: шелест страниц традиционной книги (можно подумать, у нас много других материалов для печати) или «тихий свет» экрана электронного устройства. Эта дихотомия, безусловно, важна при изучении индивидуальных моделей потребления информации, но едва ли она главенствует в отношении перспектив развития библиотек. Сконцентрировавшись на технических аспектах, мы придём к выводу, что масштабы сегодняшней трансформации можно сравнить только с одним историческим событием — изобретением Гутенберга. Часто — хотя и неофициально — оно называется революцией за свои последствия, но при этом сравнительно немногие могут с уверенностью описать его характер или хотя бы объяснить, в чём оно заключается. Большинство давно сошлось во мнении, что Гутенберг изобрёл книгопечатание, и удовлетворилось такой предельно общей формулировкой. Это вполне объяснимо, поскольку, считая, что талантливый литейщик из Майнца создал технологию сравнительно быстрого, а значит и недорогого, производства большого количества литер посредством пуансонов, контрпуансонов и матриц, мы вряд ли сможем произнести слово «революция», пусть и будем гораздо ближе к истине! Изобретение Гутенберга — результат изменений, накапливавшихся десятки, а порой и тысячи лет. Технологии производства бумаги, литья металлов и создания новых сплавов соединились с известным со времен Древнего мира винтовым прессом в середине XV в., чтобы потом совместно двигаться дальше. И да, это уже была революция! Хотя читатель первых инкунабул увидел страницы, максимально приближенные к внешнему виду привычных манускриптов.

Последствий у созданной Гутенбергом технологии (иногда её даже предлагают считать первой промышленной революцией) была масса. Выделим лишь два: изменение в процессах распространения информации и новую роль библиотек. Первое происходило в рукописную эпоху довольно неспешно. Для того чтобы книге попасть из пункта А в пункт Б, необходимо было изготовить её копию (иначе в пункте А у нас ничего бы не осталось). На это технически уходили месяцы, а практически процесс растягивался на годы и десятилетия. И только в особо важных случаях изготавливалось несколько списков и траектория распространения могла ветвиться.

Книгопечатание полностью изменило эту картину. Скорость перемещения из точки А в точку Б осталась прежней, поскольку скорость лошади — величина постоянная. Но многоэкземплярность дала возможность действовать сразу по десяткам и сотням направлений. Тиражи очень быстро преодолели тысячный рубеж, а суммарные — и десятитысячный. Это изменило карту Европы, причём порой в прямом смысле. Сейчас почти все согласны с тем, что без Гутенберга не была бы возможна европейская Реформация с её тектоническими сдвигами, а Мартин Лютер, скорее всего, пополнил бы список ныне мало известных жертв инквизиции.

А что случилось с библиотеками? Тут всё гораздо любопытней. Библиотекарь в эпоху до Гутенберга обладал некоторыми атрибутами Бога и мог единолично решать, увидит ли вообще книга свет и чьи глаза достойны её текста. Фактически весь роман Умберто Эко «Имя розы» посвящён именно этому. Библиотека была, говоря современным языком, суперэксклюзивным учреждением и утратила эту эксклюзивность практически одномоментно. Однако далее последовал настоящий расцвет библиотек. Причём этот социальный институт продемонстрировал не только впечатляющий количественный рост, но и редкостное разнообразие видов.

Почему же потеря эксклюзивного статуса привела к противоположным результатам? Если искать ответ на этот вопрос в реальных исторических событиях, а не руководствоваться дежурными рассуждениями о «непреходящей и незаменимой» роли библиотек в культурном развитии и их вечности во времени, то нельзя пройти мимо простого факта: рост производства книг совпал с общим ростом спроса на информацию с приходом Ренессанса. При этом с развитием науки и культуры увеличивалось как количество потенциальных читателей — грамотных людей, так и объёмы производимой продукции, т.е. наименований книг. Постепенно, со становлением книжного рынка, сложилась определённая схема передачи информации (рис. 1).

Рис. 1. Передача информации после революции Гутенберга

Любой автор, почивший или здравствующий, нуждался в издателе, поскольку процесс производства книги был сложным, дорогостоящим и его просто невозможно было осуществить без специального оборудования. Для самиздата оставалась только рукописная форма со всеми перечисленными выше ограничениями в распространении. Огромная географическая протяжённость рынка потребовала и появления новой профессии — книготорговца, без которого было бы практически невозможно наладить регулярную доставку продукции во все уголки Европы. Хотя от Гутенберга до наших дней и находилось достаточно много издателей, более-менее успешно совмещавших свою деятельность с книготорговлей.

Ключевой вопрос для нас: каким образом библиотеке удалось занять в данной схеме своё неотъемлемое место (между книготорговцем и читателем), если ничто не мешало обоим заключать сделку по продаже книги непосредственно между собой? Главным препятствием для этого могли стать только финансовые ограничения. Несмотря на то что себестоимость книг вскоре после революции Гутенберга снизилась на порядок и продолжала падать в дальнейшем, она всё же была довольно высока и лишь немногие обладали средствами для удовлетворения соответствующей потребности. Вот здесь и пришла на помощь библиотека, став своеобразным центром коллективного пользования. Кроме того, многие книги просто не переиздавали по причине отсутствия коммерческого потенциала, и библиотека оказывалась единственным местом, обеспечивавшим доступ к содержащейся в них информации. Как мы видим, оба фактора имеют главным образом финансовые основания и именно благодаря им библиотеки стали играть роль «последней мили» перед читателем, согласно современным теориям маркетинга. Это продолжалось достаточно долго, для того чтобы все действующие лица привыкли к такой схеме, считая её единственно возможной.

События, происходящие в последние десятилетия, нанесли по существующему порядку сокрушительный удар. Возможно, через некоторое время они будут выглядеть как стремительный, последовательный и необратимый процесс, но нам, очевидцам, так не кажется. Пожалуй, мы можем быть едины лишь в одном: революционный характер изменений имеет технологическую основу. Дальше мнения расходятся. Что послужило началом: появление персонального компьютера, формата pdf, ридера Kindle и связанной с ним схемы продажи электронного контента, торрент-трекеров, открытых электронных библиотек и сайтов, включая пиратские?

Все эти события по-своему важны, но не играют главенствующей роли. Она принадлежит изменениям в распространении информации. С появлением новых технологий оно стало происходить практически мгновенно, недаром появилось выражение «информационный взрыв», при этом стоимость тиражирования готовой продукции упала практически до нуля.

Но это ещё не всё! Прежде статичные участники нашей схемы получили возможность играть не свойственные им ранее роли. Именно данный факт и послужил основой для следующего определения. Революция Гутенберга 2.0 — модель передачи информации, при которой любой субъект может создать копию книги и неограниченно распространить её, обладая лишь общедоступными гаджетами и выходом в Интернет.

Что несёт эта революция библиотекам и каково их место в новом мире, если традиционная схема передачи информации не единственно возможная? Во-первых, автор получил независимость, ведь революция Гутенберга 2.0 означает также, что любой субъект может выпустить книгу, не прибегая к услугам профессионального издательства. Больше не существует принципиальных технических и финансовых препятствий для самостоятельной публикации собственных текстов. Как результат, самиздат за последний год продемонстрировал, по данным «ЛитРес», восьмикратный рост. А ещё он показал, что библиотеки можно вообще исключить из системы распространения контента, взаимодействуя с читателем напрямую. Жалоб от последних пока не поступало, и вряд ли стоит их ожидать. Однако не самиздат следует считать главной напастью. Авторское тщеславие охотно примет библиотеки как потенциальный канал распространения, если они протянут ему руку. К тому же университетские библиотеки ориентированы прежде всего на научный контент, слабо подверженный влиянию самиздата. Пример Григория Перельмана, опубликовавшего своё доказательство в обход традиционных для этого каналов передачи информации, всё же исключение из общих правил, хотя он и требует своего осмысления.

Гораздо большей проблемой стало появление на рынке игроков нового типа, которые предпочитают не нести расходы на исследования, создание контента и его публикацию, но становятся обладателями огромных массивов информации и стремятся монополизировать доступ к ней, несмотря на все законодательные ограничения. Такая модель стала жизнеспособной благодаря отсутствию затрат на тиражирование при электронном способе издания и изменениям в области прав интеллектуальной собственности. Возможность извлекать и аккумулировать микроприбыль из ранее коммерчески ничтожного контента предполагает и устранение всех конкурентов в «пищевой цепочке» между автором и читателем, включая библиотеки, которым в лучшем случае уготована роль сборщиков соответствующих податей.

Для осуществления данной цели была использована схема, изобретённая в своё время юристами Microsoft, когда покупатель приобретает право пользования, но не владения. Современный лицензионный договор, заключаемый библиотеками при покупке электронного контента, пошёл ещё дальше, ограничивая право пользования определённым временным промежутком. В результате возникает своеобразный эффект Золушки 2.0 — отсутствие возможности комплектования фондов библиотек на основе долговременного владения. Точные цифры в этой области неизвестны, но, по некоторым оценкам, до 90% современного контента приобретается университетскими библиотеками на правах временного доступа и им не принадлежит. Неконтролируемый и ничем не оправданный рост расходов при такой схеме обеспечен.

Стоит упомянуть, что если в эпоху Гутенберга сокращение себестоимости печати сопровождалось снижением цены книг, то сейчас революционное удешевление стоимости публикации при электронном книгоиздании сопровождается ощутимым подорожанием контента. Кроме того, библиотека перестаёт являться необходимым участником процесса, поскольку её функция при заключении лицензионных соглашений скорее дань традиции и легко может быть у неё отобрана.

Научное сообщество вполне осознаёт несправедливость сложившейся ситуации и с недавних пор предпринимает активные шаги к её исправлению. Открытый доступ, совсем недавно ворвавшийся в топ соответствующих дискуссий, уверенно набирает обороты. Однако при этом как-то упускают из вида тот очевидный факт, что открытый доступ к контенту так же делает традиционную университетскую библиотеку ненужной, как и наличие крупных агрегаторов научной информации. К этому следует добавить, что появление такого глобального игрока, как НЭБ, вообще ставит под вопрос необходимость содержания сотен университетских библиотек, так как бОльшая часть контента потребляется в электронной форме и он потенциально будет доступен на внешней площадке. Пока несколько хаотичное развитие НЭБ, свойственное всем претендующим на глобальный охват новым проектам, позволяет библиотекарям не зацикливаться на подобных перспективах, но всё может измениться в одночасье.

Подведём промежуточные итоги. Революция Гутенберга 2.0, так же как и её исторический прототип, стала следствием многочисленных открытий, изобретений и создания новых технических устройств, что привело к появлению электронного книгоиздания и практически полной смене существующих способов распространения информации. В настоящее время не существует каких-либо технологических препятствий к её мгновенной и всеобъемлющей передаче независимо от содержания издания, при этом аудиовизуальный контент стал привычной и полноправной частью интеллектуального пространства. Все ограничения в распространении информации вызваны исключительно постоянно растущей сферой влияния прав интеллектуальной собственности и финансовыми аппетитами правообладателей.

Революция Гутенберга лишила библиотеки статуса обладателя эксклюзивной информации, но одновременно с этим дала им возможность развиваться в качестве глобального культурного и научного института, обладающего атрибутами эксклюзивного хранителя контента. Революция Гутенберга 2.0, разрушив сложившиеся схемы трансфера информации от автора к читателю, привела к утрате и этой исключительности. Прежняя модель, при которой библиотека была хранителем контента и предоставляла доступ к нему в условиях отсутствия иных альтернативных источников, стремительно уходит в прошлое. Университетские библиотеки, являясь основными потребителями электронных изданий и тем самым находясь на переднем крае развития, в то же время в гораздо большей степени подвержены риску быть исключёнными из процессов передачи информации, а значит, и риску прекращения существования. Доступ к большинству современных научных изданий читатель уже получает, пару раз нажав на кнопку. При этом он не обязан находиться в библиотеке своего университета, вообще когда-либо её посещать и даже знать, где находится её сайт. В недавнем прошлом альтернативой библиотеке могли быть только другие библиотеки и лишь в крайне малом объёме книготорговля и подписка. Сейчас это Google Books, ЭБС и другие агрегаторы, электронные версии журналов, Интернет во всех своих проявлениях, а купить почти всё, на что есть хоть какой-то спрос, можно не выходя из дома (рис. 2).

Рис. 2. Передача информации в эпоху революции Гутенберга 2.0

Попытки перенести прежние методы работы на новую, цифровую, почву способствуют опасному раздвоению сознания, но едва ли могут гарантировать успех. Достаточно посмотреть на реальное разделение труда в современных университетских библиотеках между специалистами по информационным ресурсам и остальным персоналом. Это не разделение в смысле распределения обязанностей, а, как правило, пропасть! Не говоря уже о том, что профессионалов в этой области в России можно пересчитать по пальцам.

Окончание многовекового существования традиционного библиотечного формата можно считать предопределённым, и оно требует создания принципиально иных моделей. Недостаточно просто провозгласить, что «библиотеки — катализаторы инноваций, способствующих творчеству и повторному использованию контента пользователями», как это делает Стратегический план ИФЛА на 2016–2021 гг. Пока подобные лозунги не подкреплены соответствующими методиками, а зачастую и вообще лишены каких-либо оснований. Однако изменения в распространении информации — это ещё не всё, что нам уготовано. Революция Гутенберга 2.0 таит немало сюрпризов и в смене традиционных методов её потребления. Но это уже иная тема.

Продолжение

Опубликовано в номере июнь 2019